на  главную>>

 Плахонин А.Г.  Потомство Владимира Ярославича и Волынь // Вестник Удмуртского университета. 2003. Серия "История". С. 98 - 107

На основе анализа возможных источников «Истории Российской» В.Н. Татищева поднимается вопрос о достоверности сообщения российского историка XVIII в. о княжении на Волыни Ростислава Владимировича. Признавая возможность принадлежности этому внуку Ярослава волынского Владимира, автор статьи исследует обстоятельства выделения перемышльской, звенигородской и теребовльской волостей для внуков Владимира Ярославича, а также пытается объяснить особый независимый статус Галицкого княжества во второй половине XII в.

Ключевые слова: Волынь, «История Российская» В.Н. Татищева.

Вряд ли современные историки в состоянии с уверенностью восстановить историю Юго-Западной Руси середины XI. Когда с заключением союза между Казимиром I и Ярославом Мудрым был урегулирован давний спор вокруг принадлежности т.н. «Червенской Руси», взор летописца, составителя «Повести временных лет» (далее ПВЛ), надолго отвернулся от западных границ Древнерусского государства. Он лишь вскользь упоминает о правлении на Волыни сына Ярослава Святослава, и недолгом княжении Игоря Ярославича во Владимире после смерти отца1. Однако уже со второй половины 50-х гг. XI в. мы не имеем никаких достойных доверия сведений о принадлежности Волыни.

Еще в XIX в. сообщение В.Н. Татищева о княжении внука Ярослава Ростислава Владимировича в волынском Владимире привлекло внимание исследователей. Согласно некоему неизвестному нам источнику историка XVIII в., после смерти Игоря Ярославича (1060) Ростислав был переведен в столицу Волыни2. В свое время А. Андрияшев не отрицал такой возможности3, но уже М.С. Грушевский4  и следом за ним в наше время Н.Ф. Котляр считали, что сыновья Ростислава стремились получить удел не на Волыни, а в будущей Галицкой земле5. Иначе подходит к этой проблеме О.М. Рапов. Он, анализируя предыдущее сообщение В.Н. Татищева о предоставлении в 1052 г. Ростиславу Ростово-Суздальской земли6, сопоставил его с текстом «ряда» Ярослава, по которому Ростово-Суздальскую землю получил Всеволод Ярославич. К тому же он считает непонятным тот факт, что Ростислав был посажен на Волыни в 1060 г. после смерти Игоря, который с 1057 г. сидел не во Владимире, а в Смоленске7.

Критика О.М. Рапова по своей аргументации не кажется нам убедительной. Всеволод получил отцовское наследство не в 1052 г. (как нам кажется, на момент смерти отца он как младший сын еще не имел собственных владений), а в 1054 г., следовательно, Ростислав мог править на Северо-Востоке Руси по крайней мере в 1052—1054 гг. К тому же ПВЛ8, в отличие от позднейших сводов, долей Всеволода называет лишь Переяслав, а Ростово-Суздальскую землю он мог получить и позднее, когда Ростислав был переведен на Волынь9. Непонятно, почему Игорь Ярославич, получив Смоленск, не мог сохранить за собою и Владимир. Мы согласны с О.М. Раповым в одном, — свидетельства В.Н. Татищева должны быть подвергнуты детальной верификации. Итак, мог ли Ростислав Владимирович быть князем волынского Владимира?

Прежде всего обратимся непосредственно к анализу сообщений «Истории Российской». В первой редакции второй части, стилизованной под древнерусский летописный текст, построенной практически исключительно на выписках из летописных источников, сообщение о Ростиславе Владимировиче подается еще в максимально приближенной к ПВЛ редакции: «Зая Ростислав, сын Володимиров, внук Ярославль, Тмуторокань, а Глеба, сына Святославова, выгна; с ним бе Порей и Вишата, сын Стромилы Новгородского»10. Сведения о владении Ростиславом Волынью подаются тут не в самом тексте, а в комментарии к нему, что, по нашему мнению, указывает на их внелетописное происхождение: «Ростислав, сын Владимиров, внук Ярославль, по смерти отца был на княжении новгородском, для которого Ярослав при разделении детям Новаграда не упоминал (хорошо видно, что свои размышления В.Н. Татищев в этом месте строит исключительно на умалчивании источников. — А.П.)... но потом видно, что его дядья из Новаграда, по переводе Игоря в Смоленск, перевели в Ростов или Суздаль, а Новгород остался к Киеву… Ростиславу ж последи, отдан Владимир со всею Червонною Русью, которых род довольно был знатен»11  (в этом месте В.Н. Татищев исходит из предположения о том, что впоследствии потомки Ростислава имели владения в Червонной Руси, — ссылки на источник тут также отсутствуют. — Как схожи ход мыслей историков XVIII и XX вв.!— А.П.). Во второй же редакции второй части этот текст из комментариев, где размещались собственные выводы В.Н. Татищева, попал непосредственно в текст «Истории Российской».

Правда, в Воронцовском списке второй редакции «Истории Российской» (единственном!) сохранилась ссылка на тот факт, что в одном из летописных списков Ростислав назван князем Владимира: «Здесь по одному летописцу положено Ростислав во Владимире, а в протчих во всех в Тмуторокани, но обстоятельства греческого соседства Тмуторокани не согласуют. Косогов же, с которых Ростислав владимерский дань брал, на границах греческих и владимирских быть утверждает, яко и выше, оно положены с ясами вместе. А Рубрик, гл.1, ассаки имянует, в Молдавии или Валахии, и для того греки Ростислава опасались и корсуняном поблизости смерть Ростислава мстить была причина, и, может, оное обстоятельство было да небрежением писцов утрачено»12.

Главной особенностью этого фрагмента Воронцовского списка является ссылка в нем на какой-то летописный источник, в котором упоминается о княжении Ростислава во Владимире. Что это за источник? Выше процитированный нами фрагмент занял место другого комментария, известного нам по изданию 1773—1774 гг., оттуда уже попавший и в издание второй редакции, подготовленное С.Н. Валком: «Здесь касогов не инде, как в Валахии… О сем же Ростиславе в нескольких списках положено, якобы он из Тмутаракани; но оное явно погрешено, ибо выше показано, что Святослав у него Тмутаракань отнял, и дети Святославли остались наследственно в Тмутаракани, Резани и Муроме, а Ростиславли в Червенской Руси имели владение по Днестру и Дунаю. О княгине его в одном древнейшем манускрипте Раскольничьем сказано, что венгерская, но чья дочь не показано, а в других пропущено…»13. В этом комментарии присутствует то же противопоставление, что и в Воронцовском списке: большинство списков не знает, а в одном (в одном случае он назван «Раскольничий манускрипт») упомянуто. Можем смело предположить, что именно на этот «манускрипт» намекал В.Н. Татищев в комментарии Воронцовского списка как на источник, в котором упомянуто о владении Ростиславом Волынью14.

Итак, наши наблюдения свидетельствуют, что известия «Истории Российской» вряд ли могут быть использованы в качестве несомненного аргумента в пользу возможности княжения Ростислава на Волыни. С другой стороны, В.Н. Татищев в своих размышлениях оперировал приблизительно теми же данными, что и сейчас находятся в распоряжении историков, и поэтому очень показательно то, что он пришел к тому же выводу.

Так называемая «Раскольничья летопись», согласно многочисленным исследованиям историков, имеет черты общего происхождения с южнорусским Хлебниковским списком Ипатьевской летописи. Целый ряд сообщений ПВЛ о судьбе Ростислава Владимировича и, прежде всего, о тмутороканском периоде его правления, связываемый обычно с именем Никона, вполне возможно является частью цикла семейных преданий галицких Ростиславичей, который лишь частично вошел в состав Киевской летописи, которая заканчивалась 1199 г.

Весь комплекс сведений о тмутороканском правлении Ростислава еще со времени А.А. Шахматова связывают с Никоном15. Его оппозиционность к Изяславу Ярославичу, неоднократное пребывание в Тмуторокани, непосредственная его связь с таким центром летописания, как Печерский монастырь, вряд ли оставляют нам повод для сомнений. Никон находился в Тмуторокани в 60-е гг. XI в., встречался непосредственно с самим Ростиславом Владимировичем, его воеводой Вышатой, свидетельства которых, а также непосредственные наблюдения самого монаха стали источником всего комплекса тмутороканских сообщений свода 1073 г. По наблюдениям Д.С. Лихачева, именно в 1064 г., в год бегства Ростислава и Вышаты в Тмуторокань, прерываются новгородские сообщения в составе ПВЛ16. М.Н. Тихомиров считал, что весь этот комплекс новгородских сообщений был устного происхождения, а не заимствовался из мифического новгородского свода 1050 г.17 

С другой стороны, комплекс сообщений о Ростиславе Владимировиче в составе Повести временных лет не кажется нам полным. Летописный панегирик Ростиславу, созданный Никоном, никак не подходит к образу князя-изгоя, который только тем и прославился на Руси, что сбежал по неизвестным причинам из-под руки Изяслава в далекий южный город, выгнав оттуда сына черниговского князя; простого душой, чересчур доверчивого политика, не распознавшего хитростей византийского дипломата, за что и поплатился собственной жизнью. Образ Ростислава в летописи как бы противопоставляется Святославу Игоревичу и Ольге, которые удачно боролись с хитростями «греков».

Действительно, нам кажется вполне законным вопрос о том, в полной ли мере при составлении Начального свода были использованы все материалы Никона о Ростиславе Владимировиче? Ведь из рассказов Вышаты Никон мог узнать о подробностях правления Ростислава в Ростово-Суздальской земле. Как продолжение критики Изяслава Ярославича звучит история об удержании семьи Ростислава в Киеве. Нам кажется возможным сделать предположение о создании при активном участии Никона целостной повести о судьбе этого князя-воина, который перехитрил старших Ярославичей, непопулярных в Печерском монастыре, напугал своими воинскими талантами коварных греков. Часть этой повести была использована Никоном при составлении им свода 1073 г., однако была отредактирована уже в Начальном своде 1093 г. Некоторые из этих дополнительных сведений о Ростиславе дошли до нас в составе Тверского летописного сборника, который в части до 1074 г. содержит летописные статьи из сводов второй половины XI в. Также, по мнению А.А. Шахматова, по заказу теребовльского или перемышльского князей Василий, автор «Повести об ослеплении Василька Теребовльского», на основе Повести временных лет мог создать отдельный летописный список, в состав которого он мог включить не только «Повесть об ослеплении…», но и другие свидетельства местного происхождения18, среди которых одну из главных ролей должен был играть рассказ об отце Василька Ростиславича.

Параллельно с созданием этого рассказа в дружинной среде могла возникнуть и устная повесть об этом князе, которя была распространена не только в Тмуторокани, где в 1081 г. вокняжился сын Ростислава Володарь, но и в будущей Галицкой Руси, где потомки Ростислава Владимировича правили до конца XII в. Создание героической повести о князе-родоначальнике галицких Ростиславичей выглядит совершенно логичным. Хотя по наблюдениям Н.Ф. Котляра, Галицко-Волынская Русь в XI в. и не знала собственного летописания, все-таки тут создаются историко-литературные повести, посвященные деятельности местных князей19 . Такие повести о Ярославе Осмомысле и Владимирке Галицком вошли в состав Киевской летописи во времена Поликарпа (60-е гг. XII в.) и Рюрика Ростиславича (1189 - 1190)20. И если «Повесть об ослеплении Василька Теребовльского» была включена в состав Повести временных лет, повести о Ярославе и Владимирке сохранились в составе Киевской летописи, а о Романе Мстиславиче и его потомках в составе т.н. Галицко-Волынской летописи, то можно предположить, что повесть об основателе династии Ростиславичей могла сохраниться в составе какой-то неизвестной нам редакции древнерусского летописного свода, который послужил источником для В.Н. Татищева.

Уже упомянутая нами «Раскольничья летопись» заканчивалась статьей 1197 г., то есть могла представлять собой отдельную редакцию Киевской летописи, в состав которой семейные предания галицких Ростиславичей могли быть включены в несколько большей мере. Анализ татищевских цитат из голицынской и раскольничей летописей, которые в последние десятилетия справедливо относят к поздней редакции XVII в.21, о чем свидетельствуют многочисленные полонизмы, в частности в случае с голицынским «манускриптом», и прямые заимствования из Хронографа Пантелеймона Кохановского22, позволяют предположить, что эти поздние компиляции XVII в. могли вобрать в себя как неизвестные нам редакции летописных фрагментов, так и, что более вероятно, польской, немецкой, венгерской историографии XIV—XVII вв.

Однако определив возможный летописный источник «Истории Российской», мы не можем согласиться с мнением М.Н. Тихомирова и А.В. Гадло, что весь комплекс венгерских сообщений В.Н. Татищева, связанных с Ростиславом и его потомством (сюда же относятся сообщения о браке Премиславы Владимировны и Эндре I), восходит к утерянным ранее русским источникам (М.Н.Тихомиров — Раскольничья летопись23, А.В. Гадло — Новгородско-Софийский свод 30-х гг. 15 в.)24. Проведенный нами анализ целого ряда таких «венгерских» сообщений свидетельствует о том, что они восходят к произведениям В. Дилиха, М. Шефера, М. Кромера и через них непосредственно к венгерским и немецким средневековым хроникам: «Хронике угров» Иоанна Туроци (к. XV в.), «Венгерской хронике» Генриха из Мюгельна (сер. XIV в.), Будской хронике (XIV в.).

Если детальный анализ сообщения «Истории Российской» не позволил нам с уверенностью опереться на него, то некоторые дополнительные аргументы в пользу возможности волынского княжения Ростислава мы можем найти в несколько иной области: косвенное доказательство мы можем найти в брачной политике Рюриковичей. Так, Ростислав Владимирович был женат на дочери венгерского короля Белы I Ланке (Елене). М.А. Баумгартен датирует этот брак 1064 г., с чем нельзя согласиться в полной мере, поскольку к 1066 г. у них было уже как минимум трое детей. Таким образом, этот брак может быть датирован 1057—1061 гг., когда Ростислав мог активно прибирать к рукам волынские владения Игоря Ярославича. Интересно, что все четыре брака между Рюриковичами и Арпадами в XI — начале XII в. были тесно связаны с волынскими владениями русской династии. Так, дочь Ласло I стала женой волынского князя Ярослава Святополчича25, принц Кальман в 1112 г. женился на дочери Владимира Мономаха, который после смерти Давида Игоревича начал активную экспансию в земли Волыни26. Сын Кальмана, Алмош, женился на дочери князя Волыни Святополка Изяславича Передславе27. Таким образом, есть основание и венгерский брак Ростислава Владимировича связать с тем временем, когда он в 1057(1060?) — 1064 гг. сидел во Владимире на Волыни.

Также нельзя согласиться мнением историков, считающих, что Ростиславичи стремились получить волости исключительно в будущей Галицкой земле. Ведь князья-изгои Василько и Володарь Ростиславичи в 1084 г. захватили именно волынский Владимир и только позднее удовлетворились землями будущего Галицкого княжества. Как нам кажется, в активной борьбе за Волынь в 60—70 гг. XI в. за Ростиславичами по смерти их отца была закреплена лишь Перемышльская волость, находившая во власти Рюрика Ростиславича до самой его смерти. Попавшие под их власть в 80-е гг. XI в., выделенные из «большой» Волыни28  Теребовльская и позднее Звенигородская волости долгое время воспринимались киевскими князьями исключительно как условные владения. Недаром, если Теребовля в решениях Любецкого съезда упоминается как «дача» Всеволода Ярославича, то Перемышль там не упоминается вовсе, а его князь Володарь, как и полоцкий князь, не принимал участия в работе съезда. Некоторое взаимное отчуждение между Перемышльской «горною страной» и Поднестровьем в рамках единого Галицкого княжества не было преодолено и в XIII в.

Таким образом, удел потомков выпавшего из числа претендентов на Киев Ростислава Владимировича — Перемышль — стал своеобразным аналогом Полоцкого княжества, приобрел максимально независимый статус. Недаром в XII в. западные источники награждают Галицкую землю статусом королевства, а византийские источники характеризуют Галич XII в. как самостоятельного партнера императоров29. А галицкие Ростиславичи, несмотря на значительный военный потенциал, во второй половине XII в. не боролись за Киевский стол, выступая наряду с поляками, венграми, половцами лишь союзникми одного из претендентов.

Примечания

1 Повесть временных лет. М., 1999. С. 70-71.

2 Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1963. Т. 2. С. 83.

3 Андрияшев А. Очерк истории Волынской земли до конца XIV века. Киев, 1887. С. 107.

4 Грушевський М. Історія України-Руси. Львiв, 1905. Т. 2. С. 46, 53.

5 Котляр Н.Ф. Формирование территории и возникновение городов Галицко-Волынской Руси ІХ-ХІІІ веков. Киев, 1985. С. 45.

6 Татищев В.Н. История Российская. М.; Л., 1963. Т. 2. С. 81.

7 Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в Х – первой половине ХІІІ века. М., 1977. С. 68.

8 Повесть временных лет. С. 70.

9 Во всяком случае В.А.Кучкин по этому поводу употребляет осторожное “возможно (курсив наш. — А.П.), он получил их (Курск и Ростов. – А.П.) по завещанию отца” (Кучкин В.А. “Слово о полку Игореве” и междукняжеские отношения 60-х годов ХІ века // Вопросы истории. 1985. № 11. С. 24). Ведь первое сообщение о владении Всеволодом Ростовом находим в «Поучении»Владимира Мономаха, первый «путь» которого «сквозh вятичh» датируется 1068 г. (Летопись по Лаврентьевскому списку // ПСРЛ. Т.1. М., 1998. Стб. 247).

10 Татищев В.Н. История Российская. М.;Л., 1964. Т. 4. С. 153.

11 Там же. С. 424.

12 Там же. Т. 2. С. 313.

13 Там же. Т. 2. Примеч. 274. С. 246.

14 Интересно, что сообщения венгерского происхождения фиксируются и в севернорусских летописях XV в. В частности, речь идет о летописной повести «О убиении злочестиваго Батыя во Угрh=хъ» в составе Московских сводов последней трети XV в., Ермолинской, Типографской летописей и Жития Михаила черниговского в редакции Пахомия Серба. Как считают исследователи, в этом мифическом летописном рассказе отображены реалии правления Ласло І Святого или, что более вероятно, обстоятельства борьбы с монгольским нашествием 1285 г. венгерского короля Ласло IV (Розанов С.П. «Повесть об убиении Батыя» // ИОРЯС. Пг., 1916. Т. 21. Кн. 1; Перени Й. Легенда о святом Владиславе — в России // Studia slavica. Budapest, 1955.T. 1. Fasc.1—3; Горский А.А. «Повесть об убиении Батыя» и русская литература 70-х годов XV века // Средневековая Русь. М., 2001. Вып. 3).

15 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах // Летопись занятий Археографической комиссии. СПб., 1908. Вып. 20. С. 420-459.

16 Лихачев Д.С. Устные летописи в Повести временных лет // Исторические записки. 1945. Т. 17. С. 208.

17 Тихомиров М.Н. Источниковедение истории СССР. М., 1940.Т. 1. С. 55.

18 Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т.1. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916. С. XXXIV. Позднее, благодаря тесной связи Василька Теребовльского с Михайловским Выдубецким монастырем, эта отдельная редакция могла быть использована игуменом Сильвестром при составлении отдельной сильвестровской редакции «Повести временных лет».

19 Котляр М.Ф. Галицько-Волинський літопис ХІІІ ст. Киiв, 1993. С.151.

20 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. С. 156-159; Франчук В.Ю. Киевская летопись. Киев, 1986. С. 6.

21 Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. 1 // Летопись записок Археографической комиссии. Вып. 29. С. XVIII; Толочко О.П. «Нестор-літописець»: біля джерел однієї історіографічної традиції // Київська старовина. Киев, 1996. № 4/5. С. 27.

22 Кучкин В.А. К спорам о В.Н.Татищеве // Проблемы истории общественного движения и историографии. 1971. М., 1971. С. 246-262.

23 Тихомиров М.Н. О русских источниках «Истории Российской» // Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979. С. 78.

24 Гадло А.В. Тмутороканские этюды. IV. Старшие Ярославичи и Ростислав // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер. 2. 1990. Вып.4 (23). С. 5.

25 Codex diplomaticus Árpádianus continuatus. Árpádkori új. Őkmántytár. Szerk. G.Wenzel. T. 1 // Monumenta Hungariae Historica. Pest, 1860. T. 6. P. 469; Баумгартен Н.А. Ярослав Святополкович, князь владимиро-волынский // Известия русского генеалогического общества. СПб.,1911. Вып. 4. С. 38-40.

26 Летопись по Ипатьевскому списку // ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 273; Ottonis episcopi Frisingensis Chronicon // Ausgewahlte Quellen zur deutshen Gechichte des Mittelatte? / Herausgegeben von R.Buchner. Darmstadt; Berlin, 1960. Bd. 16. Lib.7. Cap. 21-536; Canonicus Wissegrandensis. Continuatio Cosmae / Ed. I.Emler // Fontes rerum Bohemicarum. Praha, 1874. T. I. Cap.138; Iohannes de Thurocz. Chronica Hungarorum. Vol 1. (Textus) / Ed. E.Galntai et J. Kristу. Bp., 1985. Cap. 61-170 // Bibliotheka Scriptorum Medii Recentisque Aevi. NS. T. 7.

27 Летопись по Лаврентьевскому списку. Стб. 280; Летопись по Ипатьевскому списку Стб. 256; Iohannes de Thurocz. Chronica Hungarorum. … Cap. 63-175.

28 Под «большой» Волынью мы подразумеваем волость, сформировавшуюся во времена правления здесь Святослава и Игоря Ярославичей, которая включала не только территории Волынской земли XII в., но и Перемышль, Поднестровье и Погорину (детальнее см.: Плахонін А.Г. Східна Волинь у зовнішній політиці Давньоруської держави (Х – перша половина ХІ ст.) // Український історичний журнал. 2000. № 4. С. 127-144).

29 Кадлубек: Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. М., 1990. С. 93, 106, 131—132; Бибиков М.В. Византийский историк Иоанн Киннам о Руси и народах Восточной Европы: Тексты, перевод, комментарий. М., 1997. С. 132.

Поступила в редакцию 05.03.03

The article deals with a question about the possible sources of the report of “Russian History” by V.N. Tatischev, devoting the rule of Rostislav Vladimirovich in Volin. The author investigates the circumstances of defining of peremishl’skoy, zvenigorodskoy and terebovl’skoy volost’ for the grandchildren of Vladimir Jaroslavich, and tries to explain a special independent status of Galitch principality in the 2 half of XII century.