Петров А. В. О вечевом народовластии в древнем Новгороде (к постановке проблемы) //Исследования по русской истории. Сборник статей к 65-летию профессора И.Я. Фроянова / Отв. ред. В.В.Пузанов. СПб.-Ижевск: Издательство Удмуртского университета, 2001. С. 57-70
История государственности Новгорода Великого XII –XV вв. представляет значительный интерес с точки зрения развития вечевого народовластия, новгородский вариант которого демонстрирует наиболее последовательное и завершённое воплощение начал древнерусского политического уклада.1 Если в других русских землях после монгольского нашествия вечевая жизнь постепенно замирает и демократический элемент государственного строя оттесняется на второй план элементом монархическим и, отчасти, аристократическим,2 то на берегах Волхова народное правление совершенствуется, его институты дифференцируются, испытывают нарастающую регламентацию, и к исходу XV в. Новгородская республика подходит хорошо структурированным целым, к тому же, опирающимся на длительную историческую традицию.3 Конечно, Новгород XI — первой половины XIII в. заметно отличался от Новгорода XIV –XV вв., но дискретности политического развития, радикального изменения его характера, какое имело место на русском северо-востоке, здесь не было. Нередко пишут, что татары, сломав одну русскую судьбу, дали России другую.4 В целом с данным утверждением допустимо согласиться, если однобоко и пристрастно не видеть в этой другой судьбе лишь победное шествие деспотизма и бесправия. На примере же Новгородской республики можно до конца XV в. следить за той исконной русской исторической судьбой, которая явилась бы судьбою всей страны, не будь исторического «вызова», брошенного Руси нашествием монголов, и русского «ответа» на него, выраженного в московской централизации.
История новгородского народовластия –это прежде всего история веча, его выборных органов, его отношений с князьями, его «партий» в их борьбе и сотрудничестве, история «усобных браней» и гражданского «одиначества». 5
Главная особенность новгородского народовластия заключалась в том, что оно было властью составлявших Новгород общинных корпораций (сторон, концов, улиц), которые образовывали самоуправляющиеся части города и придавали городской общине как целому федеративный характер. Общеновгородское вече в первую очередь являлось совещанием сторон и концов.6
Это положение восходит к наблюдениям Н. И. Костомарова.7 По-видимому, в общей форме оно не способно вызвать больших возражений. О «неразвитой», но, всё же, «федерации» в Новгороде пишут и те современные исследователи, которые при этом подчёркивают, что «принципиальный для федерации вопрос о соотношении власти центра и мест, об особой компетенции города и конца чётко решён не был…”.8 Представляется актуальным изучение истории новгородского вечевого народовластия под углом зрения борьбы двух порядков интересов: городской общины как целого и отдельных самоуправляющихся районов города.
Социально-политическая история волховской столицы отражала ключевой факт наличия федеративного устройства. Новгород всегда состоял из двух и более частей, и его государственное единство зависело от согласия данных составных частей. В то же время противоречия между ними были обычным делом. В связи с этим важнейшей задачей развития новгородского народовластия стало создание условий и порядков, способных сдерживать общественные конфликты и содействовать укреплению федерации.
В XII –XV вв. городские концы Новгорода представляли собой территориальные общины, равно как в целом «древнерусский город представлял собой, в сущности, территориальную общину с чертами дофеодальной демократии. К числу таких черт относится, прежде всего, вечевое устройство города и тянущей к нему земли».9 Восстановление в правах в исследованиях последних десятилетий понятия древнерусской городской общины, города-земли, долгое время бывшего в забвении, — важное достижение отечественной историографии. В работах И. Я. Фроянова, Ю. Г. Алексеева, А. Ю. Дворниченко и ряда других историков древнерусский город предстал как в значительной степени своеобразное явление, отличное от городов западно-европейского средневековья.10 Установлено, что в недрах древнерусской городской общины XIII –XV вв. нарастали процессы социального расслоения и что, вместе с тем, она же оставалась и живым воплощением «дофеодальных черт». Это роднило её с окружавшей стихией сельских общин.11 Таким образом, вопрос о внутренней структуре городской общины становится в связь с проблемой эволюции древних общинных институтов в целом.
У истоков многих позднейших особенностей социальной и духовной жизни стояла первобытная дуальная организация. Её универсальное значение в истории — признанный исторический факт.12 По образному выражению выдающегося русского этнографа А. М. Золотарёва, она подобно душе буддиста продолжала жить перевоплощённой уже во вполне исторические времена в виде ряда элементов общественного устройства и сознания. Исследователи прямо указывают, что в свете широких сравнительно-исторических материалов «именно пережиточные родовые отношения обуславливают характер развития и конфигурацию многих позднейших территориальных структур, в том числе и городских».13 Причём, в современной историографии констатирована связь древнерусского кончанского деления и аналогичного деления целого ряда других городов Старого Света с «первобытной дуальной организацией».14
Позднее возникновение Новгорода как поселения, на чём настаивают новейшие археологи,15 не означало для его жителей полного разрыва с традициями предшествующей поры. Одними особенностями новгородской топографии не объяснить членение Новгорода на самоуправляющиеся части. Топография могла оказать влияние на данное членение, но не могла его создать. Генетические же корни новгородских сторон и концов как социальных институтов, а не просто топографических единиц, тянулись в далёкое прошлое. Членение древних городов на автономные части не есть феномен только русской истории и нет оснований рассматривать деление Новгорода на стороны и концы, абстрагируясь от сравнительно-исторических материалов.
Во взаимоотношениях новгородских сторон определённо угадываются контуры ритуального противостояния дуальных половин первобытного целого.16 «Родимые пятна» архаической дуальной системы в виде обычая вражды и соперничества между частями города не исчезали чуть ли не до самого конца новгородской независимости. Конечно, городские междоусобия на берегах Волхова проделали длительную и сложную историческую эволюцию.17 Однако отношения вражды и соперничества, издавна существовавшие между сторонами и концами и унаследованные ими от ритуалов дуальной организации, служили традиционным фоном для позднейших распрей территориальных боярских группировок из-за власти.
Нельзя не обращать внимания на то, что древнерусские летописцы столкновения жителей сторон на мосту через Волхов напрямую связывали с языческими верованиями и обычаями. В рассказах о Крещении Новгорода Новгородской IV, Псковской I и некоторых других летописей воспроизводится весьма красноречивая на сей счёт древняя легенда, согласно которой свергнутый в Волхов Перун «пловя сквозе великии мост, верже палицу свою на мост, ею же ныне безумнии убивающеся утеху творят бесом».18 Безусловно, бои подобного рода гораздо древнее Крещения (равно как самого моста через Волхов). «Предание это показывает, — подчёркивал ещё Н. И. Костомаров, — что в памяти Новгородцев их раздоры были очень древними. Народ этим как бы хотел сказать, что по его понятию, то же и при дедах делалось, что после». Однако в отмеченных летописных известиях важна связь традиционных драк с религией. А. М. Золотарёв не сомневался в том, что «эти побоища носили когда-то ритуальный обрядовый характер и проистекали, вероятно, из соперничества двух фратрий, селившихся по разным берегам реки». И «как бы не менялось в дальнейшем социальное содержание» новгородских половин «и какими бы причинами не вызывались побоища между ними» вполне вероятно, что первоначально данные половины «были просто двумя фратриями словенского племени».19
Связь раздоров между жителями сторон с достойными порицания языческими обычаями отразилась и в записанных в XVI в. устных рассказах о двух новгородских юродивых – Николе Качанове и Фёдоре, живших в XVI столетии. Один из них — Николай — юродствовал на Софийской стороне, другой — Фёдор — на Торговой. Своей жизнью, исполненной добровольных лишений и тягот, они подавали пример христианского смирения и кротости. Стремясь отвратить новгородцев от их усобиц, память о языческом прошлом которых хорошо сохранялась на берегах Волхова, юродивые высмеивали и пародировали эти усобицы, выступая по выражению Н. И. Костомарова, «сатириками общества». Стоило Николаю забрести на Торговую сторону, как его тотчас гнал за реку Фёдор, и, наоборот, когда Фёдор ступал на левый берег, его вынуждал к отступлению Николай. И само прозвище Николы – «Качанов», возникло из-за того, что последний, стоя, согласно легенде, на самой волховской стремнине, бросал в своего условного противника качаны капусты.20
Память о языческом происхождении новгородских распрей дожила даже до XVII века. Какие-то «перуновы палицы», по преданию повинные в этих распрях, до середины XVII столетия хранились в Борисоглебской церкви Новгородского детинца. И лишь Никон, в бытность свою новгородским владыкой, «палицы у святого Бориса и Глеба взем… пред собою сожже, и тако преста бесовское то тризнище…».21
Длительность сохранения традиции вражды и соперничества на берегах Волхова – наглядное подтверждение глубокой древности деления Новгорода на две автономные половины – стороны. Сравнительно-исторические материалы свидетельствуют о том, что традиции, рождённые дуальной организацией, лучше сохранялись именно в тех городах, где полностью не разрушалось древнее членение на районы, аналогичные древнерусским концам, и, тем более, древнейшее деление на две части аналогичные новгородским сторонам. Причём, как архаическое членение городов на две части способствовало лучшему сохранению и обогащению в новых условиях традиции соперничества, так и соперничество способствовало дольшему сохранению практического значения уходящей в прошлое древней структуры. В Новгороде до 80-х годов XII в. за пост посадника на вече боролись две «партии», составленные жителями разных половин города, и только в 80-е годы распалось политическое единство Софийской стороны, и её Неревский и Людин концы образовали противоборствующие вечевые «партии». Таким образом, оформление концов как самостоятельных политических единиц внутри Новгорода и закрепление за последним характера их федерации произошло на исходе XII столетия.22
Но федеративный строй Новгорода, каким он сложился к исходу XII в. не был совершенным. Способы формирования общегородских органов не сразу стали оптимальными, вполне адекватными внутреннему строению федеративного целого. Чтобы умерить разлад, вносимый в жизнь волховской столицы межрайонными спорами из-за посадничества, единственным выходом для Новгорода, как государственного целого, было последовательно и до конца провести в своём политическом устройстве принцип федерализма, подчинить ему всю свою государственную жизнь, и, прежде всего, способы формирования общегородской администрации. В этом контексте и находятся известные изменения в посадничестве XIII-XV вв., связанные с нарастающей регламентацией данной должности,23 в результате чего она постепенно утрачивала значение «яблока раздора» между концами. Изменения, о которых идёт речь, укладывались в русло общегородской заинтересованности. Внутренней пружиной этих изменений было не только движение новгородского боярства от соперничества к консолидации,24 но и потребности городской общины Новгорода как федеративного целого.25
Обратившись к другому аспекту истории вечевого народовластия волховской столицы XII-XV вв. – отношениям городской общины как целого с князьями и статусу их власти отметим, что XII век был для Новгорода временем высвобождения из-под власти киевских князей и начала самостоятельного политического существования. В этом плане большое значение имели события 1136—1138 гг., в ходе которых, восторжествовал принцип «вольности в князьях».26 Лишившись черт киевского наместничества княжеская власть упрочила своё на берегах Волхова и её влияние на местные дела возросло.27 Вместе с тем, после событий 1136-1138 гг., прошедших под знаком общегородского единства, появилось больше возможностей для развития внутренней борьбы – в первую очередь борьбы вечевых группировок, состоявших из жителей отдельных территориальных подразделений Новгорода, за государственные должности. Причём характерной чертой многих внутригородских конфликтов XII –начала XIII в. стала вовлечённость в них князей. Отсюда и связь княжеских смен со сменами посадников.28
В середине XIII в. над Новгородом утвердился великокняжеский суверенитет.29 То обстоятельство, что новгородский князь вновь приобрёл качество наместника и стал противостоять городской общине (в той мере, в какой использовал свои наместнические атрибуты), создавало почву для постепенного уменьшения его правительственного значения, размежевания единой республиканской администрации Новгорода на собственно княжескую и вечевую (земскую). Будучи ограничены в праве распоряжения княжеским столом, новгородцы оказались перед проблемой гарантий от возможного произвола князей. Чёткая фиксация круга княжеских прав и обязанностей в докончальных грамотах явилась шагом в этом направлении. Однако анализ источников, отразивших статус новгородского князя второй половины XIII в. не позволяет преувеличить степень ограничения его власти в Новгороде, достигнутую к концу XIII в. Статус княжеской власти последнего периода новгородской независимости окончательно сформировался к началу XV в.30
XIV-XV вв. как на северо-востоке Руси, так и на северо-западе, были временем становления крупного феодального землевладения. Затронутая проблема — не из лёгких. Иногда даже кажется, что вряд ли и «в отдаленном будущем будет раскрыта до конца эта тайна феодального «первоначального накопления»».31 Тем не менее несомненно, что социальное расслоение в городской общине Новгорода получило новые импульсы. Если в XII-XIII вв. бояре («старейшие», «вятшие») и «меньшие» явились в первую очередь социально-политическими категориями,32 то в XIV-XV вв. различие между ними усилилось социально-экономическими характеристиками, ибо бояре (а вслед за ними и «житьи») всё более превращались за пределами Новгорода в крупных землевладельцев-феодалов, а рядовые граждане, сохраняя наряду с боярами статус членов городской общины, либо оставались на прежнем уровне имущественного благополучия, либо беднели. В связи с этим в развитии политического строя Новгорода XIV-XV вв. усиливается олигархическая тенденция. Однако говорить о полном изменении ею существа этого строя33 было бы преувеличением. Тем более, новгородская боярская олигархия была весьма своеобразной, условно выражаясь, «демократической олигархией». Ведь какими бы могущественными и властными не оказались в XIV-XV вв. новгородские бояре-феодалы, в условиях древнерусского вечевого уклада они сохраняли связи со своими общинами и действовали во многом как представители данных общин-концов. Поэтому важно подчеркнуть общегородскую заинтересованность в реформах посадничества, при анализе которых акцент обычно делается на их олигархической составляющей. Политическая эволюция Новгорода была эволюцией древнерусской городской общины, успешно изживавшей недостатки своей «дофеодальной демократии» со слабо выраженной дифференциацией правительственных функций и успешно приспосабливавшейся к новым условиям, создаваемым процессом феодализации. В затронутом аспекте внутриполитическое развитие не подтачивало жизненные силы республики, приближая её к краху,34 но стабилизировало ситуацию на берегах Волхова.35 Роковой и последний удар вечевому Новгороду был нанесён не изнутри, а извне.36
Во второй половине XIV и, особенно, в XV в. в русских землях усиливаются объединительные процессы, обусловленные потребностями национальной обороны. Когда наиболее сильные в тогдашней Руси московские и литовско-русские князья боролись за увеличение своих владений, они объективно способствовали объединению страны. Но Московское и Литовско-Русское государства строились на разных основаниях (да и степень давления извне на северо-востоке и юго-западе была различной). В первом случае законом была строгая централизация. Вторая модель, сохраняя на местах прежние порядки, предполагала федеративные отношения.37 Тесно связанный с другими областями древней Руси, Новгород не мог остаться вне общерусского исторического процесса. XV в. поставил волховскую столицу перед необходимостью выбора дальнейшей политической ориентации, по существу, выбора между Москвой и Литвой. Литовская модель в конечном счёте оказалась исторически бесперспективной, привела к упадку и гибели государства. Но новгородцам XV в. именно она виделась наиболее приемлемой, ибо позволяла сохранить древнюю вечевую вольность. Поэтому на берегах Волхова позиции «литовской партии» являлись сильнейшими. Усматривать в деятельности лидеров данной «партии» предательство общерусских национальных интересов преждевременно. Несмотря на то, что самые оживлённые отношения, прежде всего, в политическом и экономическом планах, Новгород традиционно имел с Низовскою землёю и её центрами (Суздалем, Владимиром, Тверью, наконец, Москвой), не следует преувеличивать степень этнической близости Новгорода XV в. именно с этой частью древней Руси. Новгородско-псковский северо-запад позднее московско-владимирского северо-востока войдёт в регион формирующейся великорусской народности. В Новгороде долго сохранялись древнерусские формы жизни, не только с характерным для неё вечевым укладом, но и с традициями своеобразного «полисного патриотизма». Эти традиции придавали этническому самосознанию новгородцев специфические черты, усиливая его региональную окраску и ослабляя общенациональный фон. Сознание принадлежности к великорусской народности, идущей на смену куда менее консолидированной древнерусской народности, ещё не успело возобладать на берегах Волхова. Не успев стать Великороссией, Новгород Руси в древнем смысле этого понятия не изменял – Великое княжество Литовское и Русское на 90% состояло из восточнославянских земель, население которых даже считало «Русью» именно своё государство, а не «Московию».38 При таких условиях обращение новгородцев к великому князю Литовскому свидетельствовало лишь о попытке сохранить основы социально-политического строя республики, которые, как было очевидно, неминуемо подверглись бы демонтажу при московском варианте централизации. «Литовская партия» не хотела допустить данного варианта. Более того, борьба за сохранение вечевого строя означала для новгородцев XV в. борьбу за независимость Отечества. Поэтому Н. И. Костомаров в своём ярком очерке присоединения Новгорода к Москве имел все основания «патриотической» называть именно «литовскую партию».39
14 декабря 1477 г. новгородцы приняли условия Москвы, ниспровергшие их народовластие и лишившие государственной самостоятельности. Новгород принёс присягу на верность великому князю Московскому, а Иван III целовать крест Новгороду отказался. При этом он следовал установившемуся политическому порядку, стержнем которого являлась строгая централизация и безусловное подчинение верховной власти всех сословий. Московское государство не было «договорно-правовым». Зарождавшееся, по точному определению В. О. Ключевского, «под гнётом внешнего ига» и строившееся «среди упорной борьбы за своё существование», оно представляло собой «вооружённую Великороссию, боровшуюся на два фронта».40 В государстве – боевом стане на первый план неминуемо выдвигались не права сословий и корпораций, а их обязанности перед отечеством. Одни служили «копьём и головой» до последней капли крови, бессрочно, не думая о каких-либо договорно-правовых ограничениях своей службы и удивляя при этом заезжих западно-европейских наблюдателей, другие платили подати в казну. И над первым и над вторым возвышалась власть московского государя, неизбежно большая по объёму, чем власть современных ей монархов Европы, имевшая религиозную санкцию и приобретшая своеобразный отечески-покровительственный оттенок. Союз людей, сословий и корпораций во имя защиты Отечества не мог не придать ряда оригинальных черт великорусскому национальному сознанию. В великорусском народе постепенно выработалась особое отношение к своему государству. Верность ему и самоотверженность в государственном служении выдвинулись на уровень основных нравственных достоинств. Строгая московская централизация, в которой иные авторы видят только ярмо деспотизма и рабства, на деле была единственно возможным и необходимым условием сохранения благополучия и свободы Великороссии. Деспотизм власти, действующей вопреки порабощённому народу, с одной стороны, и государственная система, обеспечивающая надлежащую степень мобилизационной готовности нации, вынужденной противостоять враждебным соседям, с другой стороны, — два совершенно не схожих исторических явления. Объективный исследователь обязан их различать.
Сказанное определяет подход к вопросу об историческом значении присоединения Новгорода к Великорусскому государству. Столкнулись две исторические правды – правда Новгорода и правда Москвы.41 Первая заключалась в том, что существование вечевой Новгородской республики в конце XV в. имело достаточные исторические оправдания. Но исторически оправданными были и действия Москвы по собиранию русских земель в единый боевой лагерь, ни будь которого, не было бы и «Стояния на реке Угре», да и самой России не было бы. Такой подход в нашей историографии не нов. Ещё Н. М. Карамзин, отдавая должное «свойственному человеческому сердцу доброжелательству Республикам, основанным на коренных правах вольности, ему любезной», как объективный историк-исследователь в то же время подчёркивал, что «Иоанн был достоин сокрушить утлую вольность Новгородскую, ибо хотел твёрдого блага всей России», а достижение этого блага зависело от соединения разрозненных частей страны в единое целое, чтобы она «не погибла от ударов нового Батыя или Витовта; тогда не уцелел бы и Новгород».42 При таком подходе обоснование исторической необходимости присоединения Новгородской земли к Московскому государству не исключает признания ценностей вечевой республики и сожаления об их утрате.
1. Издавна существует богатейшая традиция изучения вечевого народовластия, городов-земель и общинной самодеятельности Древней Руси. Развивавшие в разное время эту традицию историки были едины в ряде важных концептуальных положений. О политическом строе Древней Руси см.: Сергеевич В. И. 1) Вече и князь. М., 1867; 2) Русские юридические древности. — СПб., 1900-02. — Т. I-II.; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995. — 640 с.; Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. — М.; Л., 1926. — 400 с.; Пресняков А. Е. Княжое право в древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993. — 635 с.; Вернадский Г. В. Киевская Русь. Тверь; Москва, 1996. — 448 с.; Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. — М., 1980. — 256 с.; 2) Мятежный Новгород. СПб., 1992. — 280 с.; 3) Фроянов И. Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995. — 703 с.; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. — Л., 1988. — 269 с.
2. Дьяконов М. А. Очерки… С.153 и сл.; Вернадский Г. В. Монголы и Русь. Тверь; Москва, 1997. — 480 с.; Фроянов И. Я. О возникновении монархии в России // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 20-46.
3. Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. — СПб., 1863. Т. 1-2.; Скрынников Р. Г. 1) Трагедия Новгорода. М., 1994. — 188 с.; 2) История Российская. IX — XVII вв. М., 1997. — 496 с.
4. Эйдельман Н. Я. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 31-34.
5. Петров А. В. 1) Вечевой Новгород // История России: народ и власть. СПб., 1997. С.95 — 132; 2) Марфа Борецкая // Вопросы истории. 1994. № 12. С.163 — 167; 3) К изучению эволюции политического строя Новгорода ХII-ХV вв. // Петербургские чтения: Петербург и Россия /Отв. редактор Т. А. Славина. СПб., 1994. С.88 — 91.
6. Платонов С. Ф. Вече в В. Новгороде. Новгород, 1916; Петров А. В. 1) К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде XII — начала XIII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы /Отв. редактор И. Я. Фроянов. Л., 1985; 2) Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города /Отв. редактор И. Я. Фроянов. Л., 1988; 3) Социально-политическая борьба в Новгороде XII — XIII вв.: Автореферат дис…. ист. наук. Л., 1990; 4) Вечевой Новгород.
7. Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства… Т.2. С. 7 и др.
8. Институты самоуправления: историко-правовое исследование / В. Г. Графский, Н. Н. Ефремова, В. И. Карпец и др. М., 1995. С. 140.
9. Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и её время: Развитие феодальных отношений на Руси XIV — XV вв. Л., 1980. С.25.
10. Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории; 2) Мятежный Новгород; 3) Древняя Русь.; Фроянов И. Я. Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси.; Дворниченко А. Ю. 1) Городская община Верхнего Приднепровья и Подвинья в XI-XV вв. // Автореферат дис…. ист. наук. Л., 1983; 2) Городская община средневековой Руси (к постановке проблемы) // Историческая этнография. — Л., 1985. С.117-124; Алексеев Ю. Г. «Черные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины) // Истор. записки. М., 1979. Т.103. С.242-274.; Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и её время.
11. Феномену русской средневековой общины посвящён глубокий и всесторонний монографический анализ: Данилова Л. В. Сельская община в средневековой Руси. М., 1994. — 318 с.
12. Золотарёв А. М. Родовой строй и первобытная мифология. М., 1964; История первобытного общества: Общие вопросы. Проблемы антропогенеза /Отв. редактор Ю. В. Бромлей. М., 1983. С. 172.
13. Фадеев Л. А. Происхождение и роль системы городских концов в развитии древнейших русских городов // Русский город. М., 1976. С.23.
14. Золотарёв А. М. Родовой строй…; Толстов С. П. Древний Хорезм. — М., 1948; Сухарева О. А. Квартальная община позднефеодального города Бухары (В связи с историей кварталов). — М., 1976. — 365 с.; Фадеев Л. А. Происхождение и роль системы городских концов.
15. Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990. С.171 и др.
16. Петров А. В. 1) Социально-политическая борьба в Новгороде XII — XIII вв.: Автореферат…; 2) Данные этнографии и возможности исторической реконструкции некоторых моментов истории древнерусского Новгорода // Историческое познание: традиции и новации / Составление и общая редакция В. В. Иванова и В. В. Пузанова. Ижевск: Изд-во Удм. ГУ. 1993. Ч. 1-2.; 3) Традиционное членение и некоторые особенности внутриполитического развития средневекового Новгорода // Историческая этнография: Русский Север и Ингерманландия: Межвуз. сб. /Под ред. И. Я. Фроянова. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. — 208 с. (С.49-59). — Контуры данного положения намечены в статье: Петров А. В. К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде…
17. Петров А. В. 1) Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С.25-41; 2) Социально-политическая борьба в Новгороде XII — XIII вв.: Автореферат…; 3) О борьбе «стареиших» с «меньшими» и выступлениях «крамольников» в Новгороде второй половины XIII в. // Вестник ЛГУ. 1991. Сер. 2. Вып. 1. С. 20 — 27; 4) К изучению отношений с князьями и внутренней борьбы в Новгороде второй половины XIII в. // Славяно-русские древности. Вып.3: Проблемы истории Северо-Запада Руси /Под ред. И. В. Дубова, И. Я. Фроянова. СПб., 1995. С.127-136; 5) О некоторых спорных вопросах изучения социально-политической истории Новгорода начала XIII в. // Актуальные проблемы историографии дореволюционной России /Отв. редактор В. В. Пузанов. Ижевск, 1992. С. 64 — 81; 6) Сословная рознь и территориальное соперничество в Новгороде в первой половине ХIV в. // Средневековая Русь. Сб. научн. ст. к 65-летию со дня рождения проф. Р. Г. Скрынникова /Составители: С. В. Лобачёв, А. С. Лавров. СПб., 1995. С.7-20.; 7) Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине ХIV века // Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей к 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова /Отв. редакторы В. М. Воробьев и А. Ю. Дворниченко. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1996. С. 307-322; 8) «Оусобица бысть в Новегороде, и смири владыка Семионъ» (о борьбе новгородских сторон в 1418 г.) // Вестник СПбГУ. 1995. Сер. 2. Вып. 1. С. 9 — 25.
18. Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. I. С.9; ПСРЛ. Пг., 1915. Т. IV. Ч. I. Вып. I. С.90-91; ПСРЛ. СПб., 1843. Т. II. С.258-259. — См. также: Янин В. Л. Летописные рассказы о Крещении новгородцев (о возможном источнике Иоакимовской летописи) // Русский город /Под редакцией В. Л. Янина. М., 1984. Вып. 7. С. 40-56.
19. Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. СПб, 1863. Т.2. С.105; Золотарёв А. М. Родовой строй… С.283.
20. Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства… Т.2. С.386 — 387.
21. См., например: Мацулевич Л. А. О времени разрушения Борисоглебской церкви в Новгородском детинце //Новгородская церковная старина. Труды Новгородского церковно-археологического общества. Вып. I. Новгород, 1914. С.187.
22. Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С.35-36.
23. О реформах посадничества конца XIII в., начала 60-х годов XIV в., 1418-1419 гг., 1423 г. и начала 60-х годов XV в. см.: Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. М., 1962. — 387 с.; 2) Новгородские акты XII-XV вв. Хронологический комментарий. М., 1990. С.77-78 и др.
24. Янин В. Л. Новгородские акты XII-XV вв. С. 10, 77-78 и др.
25. Петров А. В. Вечевой Новгород.
26. Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 72.
27. Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. С. 207 и др.; Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде XII — XIII вв.: Автореферат…
28. Петров А. В. 1) Социально-политическая борьба в Новгороде XII — XIII вв.: Автореферат…; 2) Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в.
29. Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 143 и др.
30. Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде XII — XIII вв.: Автореф…
31. Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985. С. 32.
32. Фроянов И. Я. Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 189.
33. Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 370 и др. — О трудности определения юридической формы новгородского государства и о неприменимости в данном случае понятия «олигархия» пишут историки-юристы: Институты самоуправления… С. 142 — 145.
34. Бернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.; Л., 1961. — 395 с.; Янин В. Л. Новгородские посадники; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV — XV вв. М., 1960; Алексеев Ю. Г. 1)«К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991; 2) Под знамёнами Москвы: Борьба за единство Руси. М., 1992. — 268 с.
35. Петров А. В. 1) Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине ХIV века. С.321; 2) К изучению эволюции политического строя Новгорода ХII-ХV вв.; 3) Марфа Борецкая; 4) Вечевой Новгород.
36. Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства…; Скрынников Р. Г. 1) Трагедия Новгорода; 2) История Российская. IX — XVII вв.
37. Думин С. В. Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское) // История Отечества: люди, идеи, решения /Сост. С. В. Мироненко. М., 1991.
38. Думин С. В. Другая Русь.
39. Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства… Т.1. Глава 1: X. Падение независимости и свободы Великого Новгорода.
40. Ключевский В. О. Курс Русской истории, ч.2. // Сочинения: В 9-ти т. М., 1988. Т. II. С.372 и др.
41. Петров А. В. 1) Марфа Борецкая; 2) Вечевой Новгород.
42. Карамзин Н. М. История государство Российского: В 12-ти т. Тула, 1990. Т. X — XII. С. 500; Т. IV — VI. С.462-463.
