Халявин Н.В. Новгородские вечевые собрания в отечественной историографии новейшего времени // Вестник УдГУ. Серия «История». 2005. С. 3–25. 

В отечественной историографии давно назрела необходимость солидного обобщающего труда по проблеме древнерусского веча. Этот ключевой институт русского средневековья не нашел пока в научной литературе устойчивой характеристики. Споры идут о социальном составе веча, его функциях и компетенции, периодичности вечевых собраний и их легитимности. Насколько серьезны расхождения во взглядах ученых по этому поводу свидетельствует историография новейшего времени, касающаяся наиболее изученного новгородского варианта вечевых собраний.

Самыми существенными в оценках веча являются разногласия по поводу признания его либо собранием всех свободных жителей того или иного города, либо институтом, полностью подконтрольным феодальной знати, а зачастую и состоящим из одних феодалов. Для дореволюционной отечественной историографии преобладающим являлся взгляд на вече именно как на полноправное народное собрание1 , квинтэссенцией такого подхода можно считать, пожалуй, высказывание И.Д. Беляева, отмечавшего, что «вече было самою верховною властию в Новгороде, выше которой уже не было»2 . Кроме того, в трудах дореволюционных историков часто прослеживается некоторая двойственность в оценке вечевой деятельности – это либо явная симпатия к новгородскому народоправству, уничтоженному московским самодержавием, либо, напротив, осуждение новгородской вольности и поддержка государственной мудрости Москвы, что выбрать, зависело от убеждений конкретного автора3 .

После 1917 г. историческая наука переживала нелегкие времена, поэтому в первые десятилетия советской власти бесполезно искать какие-либо серьезные исследовательские разработки по «темному прошлому» царской России. Какое-то время еще выходили труды, написанные в академических научных кругах еще в дореволюционные годы, и тем самым осуществлялась пусть слабая, но связь между поколениями историков. Однако на повестке дня стоял вопрос о переходе на качественно иную методологию создания исторических произведений.

Следует отметить, что исследование Новгорода в первое послереволюционное десятилетие легче прослеживается по общим трудам, посвященным истории России, нежели по отдельным, малочисленным и разрозненным публикациям по новгородской тематике. Обычно, обращаясь к началу советской историографии отечественной истории, в пример приводят работы М.Н. Покровского и Н.А. Рожкова.

Н.А. Рожков главное внимание уделял собственно периоду республиканского существования Новгорода и причинам его падения. Историк избегал характеризовать Новгородскую землю как просто республику (феодальную, боярскую или какую-либо еще), для него характерен поиск определения сути новгородской государственности. Для этого важно было понять, кто реально осуществлял здесь власть. Новгород Н.А. Рожкову представлялся феодальной общиной торгового типа, где общенародное вече играет важную, но не определяющую роль. Обращаясь к домонгольской Руси, он писал: «Операцию посредничества между хозяйственно-замкнутыми феодальными владениями, транзитной торговли берут на себя специальные феодальные общества особого типа - муниципально-феодальные общины или республики, государства-города или, точнее, города - феодальные вотчинники. Такими феодальными общинами торгового типа на Руси были Новгород и Псков. Будучи формально демократическими, вечевыми, они на деле, фактически, являлись олигархиями, организациями аристократической власти»4 .

Все свободные граждане такой общины имели право собираться и участвовать в вече. Вече было единственным и неограниченным носителем законодательной власти, оно руководило финансами, объявляло войну и заключало мир, утверждало договоры с иностранцами, вело суд по политическим и должностным преступлениям. Впрочем, по мнению Н.А. Рожкова, всевластие веча не было таким уж абсолютным, фактически оно подпадало под влияние правительственного совета, хотя юридически совет был подчинен вечу. Выросший из «совещательного учреждения при князе с неопределенным и непостоянным составом и неясными случайными» функциями, с XIII в. совет стал совершенно независимым от князя и объединял в себе степенных, посадника, тысяцкого, сотских и кончанских старост5 . На долю совета выпадала лишь совещательная роль при вече, на практике же вече само было подвержено сильному влиянию правительственного совета.

Хитросплетения Н.А. Рожкова в описании новгородского вечевого устройства неслучайны. В историографии появляется тенденция отводить ведущую роль в управлении Новгородской землей совету знати (Правительственный совет, Совет господ, Совет старейшин и т.д.), что более соответствовало утверждающимся марксистским представлениям о феодальном обществе с непременной классовой борьбой и засильем феодалов. Признание демократичного состава управляющего землей веча вступало в противоречие с тем, что власть в древнерусском феодальном обществе должна полностью принадлежать феодалам-эксплуататорам, народной воле места не оставалось.

Современник Н.А. Рожкова М.Н. Покровский по-своему решал проблему активности демократических новгородских слоев, не вписывающейся в марксистское понимание средневековья с непримиримой борьбой антагонистических классов.

Рассматривая историю Новгорода, М.Н. Покровский посвятил ему целую главу в «Русской истории с древнейших времен», обращая внимание главным образом на республиканский (т.е. вечевой) период. Новгород рассматривался им как образец того, «чем стала бы Киевская Русь, если бы ее экономические ресурсы не были исчерпаны в XII в.». «Новгород дает нам полную картину той эволюции, первые этапы которой мы могли изучать в истории Киева. Патриархальную аристократию сменила не олигархия крупных собственников, а демократия купцов и «черных людей» – мелких торговцев и ремесленников, «плебеев», общностью своего плебейского миросозерцания роднившихся с крестьянством, по отношению к которому они в этот момент подъема были не столько господами и хозяевами, сколько политическими руководителями, боевым и сознательным авангардом этой темной массы»6 . Впрочем, такая «демократия», по мнению М.Н. Покровского, продержалась в Новгороде недолго – лишь какую-то часть XIII в., а затем ее сменила полоса господства имущих классов, длившаяся до падения Новгорода.

Решая вопрос о том, кому же принадлежала высшая власть в Новгороде, М.Н. Покровский говорил, что управлять князю здесь помогало «министерство» ответственное перед самодержавным народом, – посадник и тысяцкий, выбиравшиеся и смещавшиеся вечем. При этом заметных различий в положении князя и посадника историк не видел, поскольку «по существу и тот и другой пользовались властью только по полномочию города и до тех пор, пока город сохранял за ними эти полномочия». Но помимо княжеской администрации и веча, особую роль в управлении Новгородом М.Н. Покровский отводил опять же Совету господ, в существовании которого нашло свое отражение господство имущих классов, а сам Совет, набирая авторитет, «из органа, состоявшего в XII в. из князя, княжеских бояр и выборных новгородцев, превратился к XV в. в Совет, где председателем выступал новгородский архиепископ, вместо князя заседали посадник и тысяцкий, а от князя бывал лишь наместник»7 .

Все же, говоря о творчестве Н.А. Рожкова и М.Н. Покровского, нельзя не отметить, что как историки они сложились еще до революции и называть их работы абсолютно новым словом в послереволюционной исторической науке можно лишь с некоторой натяжкой. Хронологически это те работы, которые выходили в первое послереволюционное время на базе новой, еще только складывающейся марксистско-ленинской методологии истории, но годы социальных потрясений вообще мало приспособлены для научных свершений.

После относительного временного историографического затишья в первое десятилетие после 1917 г. 1930-е гг. ознаменовались вспышкой интереса к российской истории, интенсивной публикацией новых исторических трудов с четко прослеживающейся марксистской методологической базой. Новые веяния в изучении новгородской истории выражались в том, что в 1929 г. вышла статья Б.Д. Грекова «Революция в Новгороде Великом в XII в.»8 .

Обычное русское княжество, каким был, по мнению Б.Д. Грекова, Новгород до XII в., со второй половины XII в. вдруг предстает уже республикой. Перемены произошли, прежде всего, в положении князя: он все также мыслится авторитетным представителем русского княжеского рода, военачальником, но в отношении к вечу и городу руководствуется теперь не своей волей, а договорными грамотами. Это особые докончания веча с князем, которые выработались в 30-е гг. XII в. Князь лишился права распоряжения землей, потерял свой патрональный храм – святую Софию, которая стала средоточием государственной жизни Новгорода, причем предстоятель храма – новгородский епископ, став выборным лицом, занял высокое положение в новгородской администрации.

Произошедшие в Новгороде перемены Б.Д. Греков предлагал называть революцией, а за точку отсчета принять 1136 г., когда князь Всеволод Мстиславич был изгнан новгородцами из города. Новгород превратился в республику, которая управляется администрацией, присланной не из внешнего центра (Киев), а выбранной на вече. Впрочем, сам Б.Д. Греков в своей статье сколь либо развернутых научных объяснений произошедшей революции не давал, ограничившись замечанием, что в это время шел распад древнерусского Киевского государства.

Такой взгляд на историю Новгорода, все еще не лишенный социологизма и влияния идей М.Н. Покровского, тем не менее был принят практически всеми последующими исследователями новгородских древностей, стал фундаментальной основой для дальнейших изысканий по истории Новгорода XII-XV вв. в советской исторической науке. Дело тут не только в научной ценности наблюдений Б.Д. Грекова, но и в самой личности ученого, ставшего со временем главой советской исторической науки, «патриархом», имевшим непререкаемый авторитет в среде ученых, подкрепленный к тому же государственными чинами и званиями.

Прийти к такому выводу можно, обратившись к судьбе несомненно более яркой, более аргументированной в научном плане статьи И.М. Троцкого «Возникновение Новгородской республики»9 , публикация которой прошла практически незамеченной и не нашла должного отклика в среде советских ученых10 . Во многом это объясняется тем, что сам автор вскоре после выхода в свет названной работы попал в опалу, оказавшись вовлеченным в процесс по делу о школе Покровского, и какое-либо упоминание его имени стало просто небезопасным.

По мнению И.М. Троцкого, ко второй половине XI в. в Новгороде сложилась идеология, «полагавшая Новгород матерью городов русских, самостоятельной волостью с большой территорией с исконным правом сменять и призывать к себе князей, принимавшей их как необходимость, но требовавшей соблюдения новгородских правопорядков»11 . Поэтому «революцию 1136 г.» ученый называл лишь одним из эпизодов в сложном процессе образования Новгородской республики, «обратившем на себя внимание, не столь длительное у современников, сколько у потомков»12 . Статья И.М. Троцкого была написана в 1927-1928 гг., то есть до появления работы Б.Д. Грекова о новгородской революции 1136 г., однако публикуя ее в 1932 г., ученый оставил текст без изменений.

И.М. Троцкий, соглашаясь вслед за Н.А. Рожковым, что Новгород с 20-х гг. XII в. живет чрезвычайно бурной и напряженной общественной жизнью, выражавшейся в борьбе между различными партиями Новгорода, считал в то же время, что Н.А. Рожков «значительно переоценил четкость проявления классовых противоречий в Новгороде той эпохи»13 . Вечевая активность на заре новгородской самостоятельности не носила, по мнению И.М. Троцкого, классового характера.

Работы Б.Д. Грекова и И.М. Троцкого априори признавали большое значение республиканского (читай - вечевого) института в Новгороде, но авторов не интересовали состав веча и механизмы принятия решений в республике. Историки больше внимания уделяли собственно времени появления выборных административных должностей, взаимоотношениям Новгорода с князьями и Киевом. В 1936 г. в Новгороде состоялся объединенный пленум института истории феодального общества Государственной академии истории материальной культуры и Ученого совета Новгородских государственных музеев, посвященный истории Новгорода. С докладом, озаглавленным «Основные задачи истории Новгорода», на этом пленуме выступил Б.Д. Греков. Им ставилась задача изучения Новгородского государства, возникшего уже как феодальное образование, создавшего базу для укрепления феодалов-землевладельцев и ставшего меньше, чем за два века оплотом феодального строя, активно противодействующего процессу образования многонационального централизованного Московского государства. При этом особо важное значение в докладе придавалось изучению государственного строя Новгорода. «Наша задача, - говорил Б.Д. Греков, – показать все конкретное своеобразие этой «республики» бояр, при которой трудящиеся были угнетены больше чем где-либо»14 . Во исполнение поставленных задач в 1936 г. начал выходить «Новгородский исторический сборник», Б.Д. Греков стал его главным редактором.

Понятно, что влияние взглядов этого ученого на работы, посвященные истории Новгорода, было огромным, тем более что 1930-е гг. – время, когда история постепенно превращалась в мощный инструмент идеологического влияния государства на массы, и в среде историков четко проявляется стремление к единообразию взглядов и выводов. Научная критика подменялась проверкой автора на лояльность к руководящим и направляющим партийным директивам. Поэтому особого разнообразия во мнениях, касающихся и проблемы новгородского веча, мы в этот период не увидим.

В русле идей М.Н. Покровского и Б.Д. Грекова находились высказывания А.В. Арциховского о том, что серьезной силой Новгорода (кроме боярской аристократии) была ремесленно-торговая демократия города, отвоевавшая себе у князей и бояр серьезные политические права еще в XII в. Эти права заключались в участии демократических слоев в вече, с которым вынуждена была считаться боярская олигархия, но несмотря на это «Новгород являлся во всеобщей истории одним из наиболее убедительных примеров феодальной республики» 15 .

По мнению С.В. Юшкова, основным органом власти в Новгороде был боярский Совет, которому подчинялся князь. Постоянным органом власти в Новгороде было и вече, живучесть которого С.В. Юшков объяснял тем, что «боярство в целях преодоления княжеских притязаний на расширение власти принуждено было делиться своею властью с городскими купцами и ремесленниками»16 .

Итак, главной политической силой новгородского общества было объявлено боярство, выросшее из местной племенной знати и правящее Новгородом посредством боярского Совета и послушного ему веча. Эти выводы С.В. Юшкова вошли и в его учебник по истории государства и права СССР17 , они прослеживаются и в статье М.М. Исаева, посвященной уголовному праву древнего Новгорода18 .

Послевоенное десятилетие в целом охарактеризовалось для советской историографии тем, что опубликованные в это время труды в массе своей являлись продолжением тех тем, что разрабатывались историками в довоенный период и во время войны. Новгородская историография не была исключением.

Следует отметить, что археологи, начиная с 1947 г., вели интенсивные широкомасштабные раскопки в Новгороде. Наибольшей удачей стало открытие в 1951 г. нового типа письменных источников по истории Новгорода – берестяных грамот. Широкое распространение грамотности в Древней Руси не вязалось с представлением о бесправном эксплуатируемом феодальной знатью народе, вновь открывшиеся факты требовали и новых объяснений, но пока что исследование новгородской старины шло привычным курсом.

В 9-м номере «Вопросов истории» за 1950 г. появилась статья А. Монгайта и Г. Федорова «Вопросы истории Великого Новгорода»19 , которая стала своеобразным подведением итогов тому, что уже было сделано историками в изучении этого древнерусского города.

По мнению авторов статьи, новгородскую историю до включения Новгорода в состав Московского государства можно разделить на три периода: 1) время распада родового общества, когда на новгородской земле складывается союз славянских и неславянских племен, и в результате развития ремесла и торговли племенные центры превращаются в города; 2) период, когда Новгород находится в составе Киевского государства (IX-XI вв.), характеризующийся формированием феодальных отношений, закабалением смердов и значительной ролью князя и княжеской дружины в истории Новгорода; 3) феодальный период истории Новгорода (XI-XV вв.) - время развития и падения новгородской боярской республики, обострения классовой борьбы, активной внутри- и внешнеполитической жизни Новгорода.

Ученые отмечали, что «исходя из указаний т. Сталина о двух функциях государства, внутри этого (третьего. – Н.Х.) периода следует различать два этапа политической истории Новгородского государства». К первому относится время с XI в. до второй половины XIV в. - на этом этапе новгородское боярство было вынуждено считаться с народными массами и сохранять республиканское вечевое управление. Внешняя политика Новгорода этого времени выделяется сильнейшим колонизационным движением и ролью Новгорода как защитника русской земли от немецкой и шведской агрессии. Именно активность народных масс определяла в это время прогрессивность внешней политики Новгородского государства. Второй этап третьего периода новгородской истории (вторая половина XIV-XV в.) - время реакционного сепаратизма новгородских бояр (начиная от отказа принимать участие в общерусском мероприятии, каким стала Куликовская битва, и вплоть до заключения вассального договора с Литвой). «Этот этап характеризуется наибольшим обострением классовых противоречий, упадком вечевых учреждений, усилением влияния совета господ»20 .

Далее А. Монгайт и Г. Федоров, обобщая то, что уже было высказано по проблемам новгородской государственности в советской литературе, давали собственную характеристику новгородской истории, исходя из предложенной ими периодизации. По их мнению, созревающие феодальные отношения еще в начале X в. способствовали отпадению Новгорода от Киева, что выражалось в усилении деятельности веча, прекращении выплаты дани Киеву, получении от Ярослава особых грамот, предоставляющих Новгороду самостоятельность. В конце концов «в результате событий 1136 г. в Новгороде одержало победу республиканское устройство», причин, по которым оно возобладало в Новгороде, было четыре: 1) особенность новгородского боярства, которое, в отличие от княжеского боярства Киева, было земским и не нуждалось в сильной княжеской власти, стремясь к самостоятельному господству в новгородской земле. Используя волнения торгово-ремесленных слоев города, бояре смогли удалить князя из Новгорода; 2) высокий уровень развития ремесла в Новгороде, и следовательно, особое место новгородских «черных людей» в городской политике; 3) значительная роль в Новгороде крупной внешней, внутренней и посреднической торговли, что опять же усиливало вес и значение новгородского ремесленно-купеческого населения с его демократическими традициями; 4) широкая новгородская колонизация21 .

Заканчивая статью, исследователи сформулировали задачи, которые должны стоять перед историками Новгорода, четко увязав необходимость изучения своеобразия новгородского политического строя с историей протекавшей в нем классовой борьбы.

Выводы, заявленные А. Монгайтом и Г. Федоровым, сами по себе особой новизной не отличались, но появление такой статьи в самом конце 40-х гг. ХХ столетия было симптоматичным. Первый этап развития советской исторической науки подходил к концу, его логичным завершением можно считать публикацию «Очерков истории СССР» под редакцией Б.Д. Грекова в 1953 г. Академическое издание закрепляло выработанный за предшествующие годы советской власти марксистско-ленинский подход к изучению проблем дореволюционной российской истории, в том числе и той ее части, которая касалась истории Великого Новгорода.

Разбор деятельности веча и новгородской республиканской администрации здесь сопровождался ставшими уже привычными фразами о деятельности князя в Новгороде, сведенной к «роли военачальника», о «первом месте» новгородского епископа среди выборных должностных лиц республики, об использовании боярами веча в своих классовых целях. В конечном итоге авторы «Очерков» приходят к выводу, что «по политическому строю Новгород резко выделялся среди других русских земель», но республиканское устройство носило ограниченный характер, так как все важнейшие вопросы новгородской жизни решал Совет господ - особый орган боярской власти22 .

Ничего нового в изучении политической истории Великого Новгорода не появилось, пожалуй, и во второй половине 1950-х гг. В опубликованных трудах главным образом шло закрепление и шлифовка выводов, сделанных ранее, более характерным было уточнение, детализация уже привычных положений, нежели выдвижение каких-либо новых гипотез.

Тезис о феодальном характере новгородской боярской республики оказался господствующим в исторической литературе. Историки, как под копирку, писали о формальном характере власти новгородского веча. Н.А. Казакова и Я.С. Лурье в «Антифеодальных еретических движениях» утверждали, что «формально высшим органом государственной власти в Новгороде являлось вече»23 . Почти слово в слово о том же говорилось у В.Т. Пашуто: «Формально вече имело верховную власть»24  и Д.С. Лихачева: «Формально вечу принадлежит верховная власть в городе»25 . А.В. Арциховский так объяснял маловлиятельность новгородского веча: «Новгород был аристократической республикой. Вече, несмотря на свой демократический состав, выбирало на высшие государственные должности посадника и тысяцкого из представителей немногочисленных боярских семей»26 . В.В. Мавродин, соглашаясь с тезисом о господстве боярской аристократии в Новгороде, тем не менее указывал, что «это была вечевая республика, причем на вече принимали участие все свободные люди - как новгородцы, так и жители «пригородов». Вече мог созвать кто угодно: князь, посадник, любой новгородец»27 . Впрочем, в общем хоре историков, убежденных и других убеждающих во всесилии новгородских бояр, дополнения и пояснения В.В. Мавродина были почти не слышны.

В историографии назрела и все острее ощущалась необходимость в обобщающем труде по новгородской истории, в котором был бы рассмотрен период от возникновения города до его присоединения к Московскому государству.

Таким трудом явилась монография В.Л. Янина «Новгородские посадники», вышедшая в 1962 г. Несмотря на заявленную в названии конкретную тему исследование охватывало практически всю проблематику средневековой истории Новгорода, касаясь, в том числе и характера новгородского веча.

В.Л. Янин писал: «Вече, фактически подчиненное боярскому управлению, было существенной частью боярской республики. Сама идея защиты народных интересов, лежащая в основе его возникновения, в Новгородской республике была извращена и преобразована в идею защиты боярской государственности. Именно такое вече бояре защищали от покушений со стороны князей»28 . Ученый высказал мысль, что и участниками веча были отнюдь не все свободные новгородцы, а только «вятшие» люди новгородского общества (под которыми подразумеваются боярство и житьи люди), во всяком случае такая картина вырисовывается из описания историком событий в Новгороде XIII и последующих веков29 . Своеобразие вечевого строя Новгорода состояло в том, что «будучи формой участия народа в государственном управлении, он в то же время противостоял народу как одна из форм боярской власти. Вынужденное постоянно обращаться за поддержкой к той или иной части трудящегося населения новгородское боярство создало такие формы государственного строя, которые, оставаясь в полном распоряжении господствующей верхушки, могли казаться формами народоправства»30 . Похоже, что видимая сложность речевой конструкции В.Л. Янина, оправдывающей «антинародный» характер веча, не случайна и указывает на недостаточную аргументированность этой идеи, что несомненно чувствовал и сам автор.

Выход «Новгородских посадников» стал переломной вехой в советском новгородоведении, книга содержала столько новых, ярких, необычных идей, касающихся новгородской земли, что их подробного изучения хватило бы (и хватило!) не на одну солидную публикацию. Однако всплеск интереса к новгородской истории, сопровождаемый изданием крупных научно-исследовательских монографий, характерен больше для 1970-х - 1980-х гг., 60-е же на этом фоне выглядят менее продуктивными.

С одной стороны, вече продолжают считать органом, полностью подконтрольным боярской власти, повторяя оценки 30-40-х гг. Например, Г.К. Амелин, отметив, что «Новгород резко выделялся среди других русских земель», писал, что юридически вече в нем являлось высшим органом власти, фактически же этим высшим органом выступал боярский совет31 . С другой стороны, складывается впечатление, что историки вообще не имеют четкого представления о том, что считать вечевыми собраниями. В этом плане показателен пример В.Т. Пашуто, который в одной из глав коллективного труда о международном значении древнерусского государства пришел к выводу о разнородности, разнотипности вечевых собраний. У него вечевые собрания выступают то как военный совет, то как совещание руководителей города, то как совещание князя с дружиной, то как сговор знати против князя и т. д.32 . Однако этот подход к проблеме оказался востребованным в исторической литературе, и уже через четыре года Б.Б. Кафенгауз, предваряя свою монографию о древнем Пскове кратким историографическим обзором мнений ученых о вече, отдавал предпочтение высказываниям именно В.Т. Пашуто33 . Но такая многозначность понятия нивелировала значение веча в древнерусских городах, в соответствии с ним подконтрольность веча феодальной знати не вызывала сомнений, а общенародный характер этих собраний переставал быть сущностной характеристикой.

На рубеже 60 - 70-х гг. В.Л. Янин выступил со статьей по проблемам социальной организации Новгородской республики, где подробному критическому разбору подверг взгляды на этот предмет Б.Д. Грекова. Обращение историка к трудам сорокалетней давности свидетельствует о том, что точка зрения Б.Д. Грекова на Новгород была жива и находила отклик в отечественной историографии, хотя взгляды патриарха советской исторической науки были, по мнению В.Л. Янина, «несмотря на их широкую популярность неверны»34 .

В принципе, В.Л. Янин и раньше формулировал выводы по новгородской истории, противоречившие заключениям Б.Д. Грекова (примером может служить его монография о новгородских посадниках), просто тогда это противоречие не подавалось столь очевидно, с таким акцентированием на расхождениях. Острие критики В.Л. Янина было направлено на то, что 1136 г. - не революция, и в это время Новгородская республика еще не сформировалась такой, какой она предстает позже - в XV в. Обращаясь к вечевому устройству республики, историк писал: «Существо распространенных сегодня представлений о новгородском вече состоит в признании его... неким, хотя и отмирающим, элементом народоправства... Принято видеть в межсословном вече главный законодательный орган республики, а в аппарате республики, организованном в сенат (Совет Господ), - главный исполнительный орган, сотрудничающий с аппаратом княжеской администрации»35 . По мнению же самого историка, Новгород изначально возник как федерация существовавших на его месте поселков, трансформировавшихся в городские концы, и общегородское вече в нем - искусственное образование, возникшее на основе представительства от концов города. Участие в общегородском вече принимали не все свободные жители Новгорода, а только человек 300 бояр. Для подтверждения такой точки зрения В.Л. Янин даже приводит собственные математические расчеты количества боярских усадеб в Новгороде (всего 300-400), упоминает «300 золотых поясов»36  и ссылается на невозможность отыскать в Новгороде такую большую вечевую площадь, куда мог бы сходиться весь город. «Вывод очевиден. Участниками веча в Новгороде были владельцы городских усадеб. Иными словами, общегородское вече оказывается не механическим соединением кончанских народных собраний, а узкоклассовым органом, в котором нет места “всему Новгороду”»37 .

Свои идеи В.Л. Янин полностью повторил на конференции советских и итальянских историков, посвященной проблемам средневекового города, чуть смягчив формулировку некоторых положений. Например, о вече он сказал: «Можно допустить, что кончанские веча в своей основе были пережитками древнего народного собрания, и на них политическая инициатива разных классов и сословий облекалась в ущербные формы участия в государственных делах. Но общегородское вече объединяло лишь крупных феодалов и было не народным собранием, а собранием класса, стоящего у власти»38 .

Выводы В.Л. Янина, превратившие новгородское народное собрание в достаточно узкий по составу совет знати, вскоре нашли отражение и в трудах других исследователей. В 1976 г. вышла работа Н.Л. Подвигиной, в которой почти дословно повторялось все, что было сказано до этого времени по истории Великого Новгорода ее учителем. Правда, признавая, что основные государственные решения в Новгороде принимались на вече, Н.Л. Подвигина, в отличие от В.Л. Янина, писала, что на вече «формально участниками могли быть представители разных сословий» 39 . Однако далее в ее исследовании вырисовывается картина, которая представляет вече как некое боярское собрание, где голосование происходило, по-видимому, с помощью бюллетеней. Впрочем, надо отметить, что намек на противоречие с В.Л. Яниным оказывается мнимым - он тоже признавал формальное участие в вече демократических слоев Новгорода. В его представлении это выглядело следующим образом: «Вече состояло из представителей привилегированного сословия, но его работа велась не за закрытыми дверьми, а под открытым небом, в окружении толпы, неправомочной, но способной криками одобрения или негодования влиять на решения вечников»40 .

Идеи В.Л. Янина по новгородской истории поддержал в своем исследовании и И.Э. Клейненберг, не найдя ничего противоречащего рассмотрению новгородского веча как представительного боярского органа в ганзейских источниках XV в.41 .

В конце 1970-х гг. в изучении проблем политической истории Великого Новгорода назрели очередные перемены. Появляются работы, критикующие В.Л. Янина за отдельные положения по новгородской истории или же демонстрирующие собственный подход к проблемам политической истории Новгорода Великого.

В 1978 г. Ю.И. Смирнов и В.Г. Смолицкий в приложении к изданию «Новгородские былины» поместили свою статью «Новгород и русская эпическая традиция». Осветив некоторые присущие новгородской истории черты в достаточно традиционной манере, например: «с XII в. Новгород стал республикой, в котором приглашаемому со стороны князю принадлежала исполнительная власть, обусловленная лишь в определенных «рядом» (договором) сферах и эта власть была в конце концов сведена к роли наемного военачальника»; «существенное значение в жизни города имела система кончанской администрации. Она образовывалась преимущественно на базе боярских фамилий (кланов) каждого из концов города», исследователи перешли к описанию новгородского веча. В этом вопросе они выразили несогласие с позицией В.Л. Янина и М.Х. Алешковского. «Результаты археологических раскопок последних десятилетий побудили ряд ученых весьма радикальным образом пересмотреть вопрос о вечевом народоправстве и характере социальных отношений в Новгороде. Ныне стали говорить о преобладающей, если не исключительной, социальной роли боярских фамилий, считая, что боярская патронимия являлась «главной ячейкой» социальной организации Новгорода. Эта категоричная экстраполяция основана главным образом на результатах сравнительно небольших раскопов, точнее преимущественно раскопа в Неревском конце города. Относясь с должным уважением к конкретным результатам многолетних археологических работ, мы вместе с тем полагаем, что не следует абсолютизировать несомненно существенную социальную роль бояр в Новгородской республике. Свободное население Новгорода - в не всегда определимых формах, в том числе и на вечах улицы, конца, города, принимало участие в формировании органов самоуправления на всех уровнях: от улиц и сотен до Совета господ и высших выборных должностей»42 .

Открытие новых источников (берестяных грамот), несоответствие того, что историки «знают» о прошлом, тому, что им «рассказывают» летописи и архивные материалы, подталкивало ученых к поиску новых решений проблем отечественного средневековья. В конце 1970-х гг. историки Ленинградского университета подвергли критическому анализу еще одно положение, широко распространенное в советской исторической науке и вплотную касающееся древнего Новгорода. Хотя по большому счету речь шла о коренной проблеме средневековой российской истории – развитии русского феодализма, но эта тема требует, конечно, отдельного историографического обзора. Что касается новгородской тематики, то ленинградские ученые отстаивали мнение о едином для всех русских земель историческом процессе, где не было места какому-то самобытному новгородскому пути развития, приведшему Новгород к феодальной боярской республике.

Этот тезис был противоположен тому, что В.Л. Янин говорил в 1962 г. в «Новгородских посадниках», где рассматривал историю Новгорода как один из вариантов развития феодализма на Руси, но в то же время настаивал, что Новгород обладал неповторимо-своеобразной государственностью43 . На самом деле, работы В.Л. Янина скорее выделяли историю Новгорода в качестве некоего оригинального пути развития, нежели как часть общерусского исторического процесса.

В противовес этому взгляду, Ю.Г. Алексеев указывал, что «при всем своеобразии и яркости судеб Новгорода XII - XV вв. в самом общественно-политическом устройстве этого города-земли не было ничего принципиально отличного от других русских городов-земель. Политическая история Новгорода не феномен, а закономерный вариант определенного, относительно раннего этапа развития феодальных отношений в русском городе-земле, альтернатива другому - княжеско-дружинному варианту»44 .

О том же писал и И.Я. Фроянов, доказывая отсутствие «новгородского своеобразия» конкретными примерами: «Порядок избрания князей в XII в. был в основном везде одинаков. Новгород в данном отношении мало чем выделялся из остальных городов Руси. …Когда историки говорят о вечевом избрании епископов, то обычно имеют в виду Новгород, с его якобы особым складом социально-политического быта. Однако в источниках сохранились редчайшие и потому драгоценные сведения о сходных обычаях за пределами Новгородской земли, …Новгородское вече подобно вечу других древнерусских городов, призывало и прогоняло князей» 45 . Вопреки распространенному в историографии взгляду на второстепенность и несамостоятельность вечевых собраний историк настаивал на полновластии веча и полноправном участии в нем рядового населения в Древней Руси вообще и в Новгороде в частности.

Тезисы И.Я. Фроянова о вече вызвали резкое неприятие у некоторой части историков. М.Б. Свердлов, придерживающийся традиционного для советской историографии взгляда на этот институт, вслед за В.Л. Яниным и М.Х. Алешковским писал о вече как об «административном органе боярской олигархии» и настаивал на правоте В.Т. Пашуто, высказывавшегося за полисемантизм понятия вечевых собраний. Со множеством оговорок М.Б. Свердлов давал собственное определение веча: «Источники позволяют установить различные судьбы народных собраний Древней Руси: местные собрания, сельские и, возможно, кончанские (в развивающихся крупных городах) трансформируются в феодальный институт местного самоуправления, племенное вече - верховный орган самоуправления и суда свободных членов племени – с образованием государства исчезло, а в наиболее крупных территориальных центрах – городах (правда, не во всех русских землях) вече как форма политической активности городского населения появилось в XII – XIII вв. вследствие растущей социально-политической самостоятельности городов. «Возрождение» термина «вече» объясняется сохранением его в практике древнерусской жизни с большим числом значений»46 . Такая широкая и расплывчатая трактовка понятия «вече» только запутывала проблему, не отвечая на вопрос, в чем же собственно состояла его роль в системе политических институтов Новгорода.

Впрочем, надо сразу заметить, что во взглядах на политическое устройство древнерусских земель-княжеств М.Б. Свердлов всегда отдавал предпочтение рассмотрению именно княжеской администрации как верховного органа власти. Это видно и из его новейшей работы «Домонгольская Русь», где он пишет: «В княжествах периода политической раздробленности Руси до первой трети XIII в. князья сохраняли верховные властные и правовые функции. Лишь выступления бояр и городов могли временно их ограничить или помешать их исполнению. Только в Новгородской боярской республике функции княжеской власти были постоянно ограничены институтами веча, избираемых посадников и тысяцких. Но и там, как показал В.Л. Янин, большое значение князя сохранялось в смесном суде и военном деле»47 .

Стремясь как-то объединить взгляды историков на народные собрания, С.В. Ямщиков привел в своей статье о Новгороде целую «смесь» выводов: «Новгородом правили князья, а вместе с ними республикой руководило вече. Участвовать в проводимом вече мог каждый новгородец, но хозяевами положения здесь всегда оказывались бояре, представители высшего духовенства и купцы»48 . Но ясности в понимании сущности вечевых собраний от этого больше не стало.

Говоря о развитии отечественной историографии второй половины 1980-х – начала 1990-х гг., касающейся политической истории Новгорода, следует отметить, что в исторической литературе во многом сохранялся традиционный подход, известный по публикациям предшествовавшего историографического периода. Вместе с тем набирало силу и становилось все более авторитетным новое направление в историографии не только Великого Новгорода, но и истории Древней Руси вообще, получившее свое отражение в трудах историков Ленинградского (Петербургского) университета – школа Фроянова. Основная масса трудов по истории Новгорода в этот период представляла собой статьи и тезисы, опубликованные в разного рода сборниках, журналах и материалах научных конференций.

Во второй половине 1980-х гг. особое внимание в исторических трудах отводилось вопросам, связанным с политической историей Великого Новгорода республиканского периода. В исторической литературе этого времени по вопросу о новгородском вече можно выделить два подхода: одни исследователи считали вече собранием всех свободных граждан Новгорода, другие настаивали, что в вече принимали участие только владельцы новгородских усадеб (т. е. несколько сотен человек).

В.Ф. Андреев, приведя в «Кратком очерке» по истории Новгорода обе точки зрения, осторожно отметил, что «по-видимому, ближе к истине первые»49 . В другой своей работе он высказался более определенно: «Мы рассмотрели аргументацию В.Л. Янина и не обнаружили фактов, свидетельствующих в пользу представлений об узкоклассовом, боярском составе новгородского веча», отметив тем не менее, что «не смотря на весьма широкий социальный состав веча, признанными руководителями республики традиционно были бояре»50 . В любом случае, однако, исследователь исходил из того, что «высшим органом власти в республике являлось вече» 51 .

Эволюция взглядов В.Ф. Андреева, направленная на признание веча правящим городским собранием с широким демократическим составом, особенно заметна в его последних работах. В статье 2001 г., посвященной уровням власти в Новгороде XIV – XV вв., он пишет: «Полагаю, что участниками общегородского веча были свободные новгородцы, принадлежавшие к различным социальным слоям (бояре, житьи люди, купцы, «черные люди»), собиравшиеся на площади у Никольского собора по зову вечевого колокола и гордо именовавшие себя «Господином государем Великим Новгородом»52 . Ценность этого определения веча заключается в том, что автор подкрепляет его ссылкой на источник – грамоту новгородского веча Соловецкому монастырю, относящуюся к 1459-1470 гг., где в обращении монахов к городу четко прослеживается формула вечевого состава: «господину преосвященному архиепископу Великого Новагорода и Пьскова владыкы Ионы, господину посаднику Великого Новагорода степенному Ивану Лукиничу и старымъ посадникамъ, господину тысяцкому Великого Новагорода степенному Труфану Юрьевичу и старымъ тысяцкимъ, и боярамъ, и житьим людемъ, и купцемъ, и чернымъ людемъ и всему господину государю Великому Новугороду, всим пяти концемъ, на веце на Ярославле дворе»53 . Без сомнения, найденная В.Ф. Андреевым в источниках формула новгородского веча не только напрямую связывает его с кончанской городской структурой, но и служит весьма серьезным аргументом в пользу признания демократичного состава вечевых собраний.

Отказ от взгляда на новгородское вече как на собрание владельцев усадеб содержался и у А.В. Петрова, который рассматривал его не как совокупность всех свободных граждан, а как собрание общин разных районов (т.е. концов) города. «Вече в Новгороде – в первую очередь собрание общин, и уж потом отдельных новгородцев. Причем ходить на вече - не обязанность, а право»54 . В другой работе этого автора, вышедшей чуть ранее, содержалось определение веча как «совещания сторон, или развившихся вследствие их трансформации кончанских общин, руководимых боярами»55 . Эти формулировки являлись как бы дополняющими к определению веча как народоправства, данному в работе И.Я. Фроянова и А.Ю. Дворниченко «Города-государства Древней Руси», где говорилось, что вече – это «народное собрание с участием, а иногда и под руководством знати»56 .

Справедливости ради надо отметить, что и восприятие веча как собрания крупных новгородских феодалов - владельцев усадеб довольно часто продолжало встречаться в трудах по истории Древней Руси, изданных во второй половине 1980-х гг. Так, П.П. Толочко, ссылаясь на мнение В.Л. Янина, писал: «Можно предположить, что в городах с более развитыми формами самоуправления - Новгород, Псков, Полоцк и другие - участие простых горожан в деятельности веча было более широким. Однако анализ письменных известий не позволяет это сделать»57 .

Начало 1990-х гг. ознаменовалось для новгородской историографии появлением сразу двух крупных монографий - «Мятежный Новгород» И.Я. Фроянова и «Вольный Новгород» О.В. Мартышина - оба исследования вышли в 1992 г.

И.Я. Фроянов в своей работе, посвященной истории государственности, социальной и политической борьбы в Новгороде конца IX – начала XIII в., закреплял и уточнял собственные положения о новгородском народоправстве. По его мнению, «начальную историю становления новгородской республики, республиканских органов власти (народное собрание-вече, князь, посадник) надо относить к первой трети XI в.», а «первые десятилетия XII в., завершающиеся 1136 г. – заключительный этап строительства республики в Новгороде. В данное время окончательно утвердилось посадничество, формировавшееся из представителей новгородской знати. Правилом становится избрание собственных посадников на вече… Значение новгородского веча как верховного органа волости неизмеримо возросло». Наконец, после событий 1136 г. «перестав быть креатурой киевских правителей, новгородский князь становится местной властью, зависимой от веча». Отсюда историк делает вывод, прямо противоположный тому, что был широко принят в отечественной исторической науке: «После 1136 – 1137 гг. положение княжеской власти в Новгороде упрочилось, а роль князя возросла», поскольку «князь стал олицетворением республиканского органа власти»58 . Итак, можно было прийти к заключению, что и вече, и князь, и посадничество (боярство) – это суть общинные институты Новгорода, они не противостоят, а дополняют друг друга.

Куда менее «революционными» были выводы О.В. Мартышина. По его определению вече было «символом государственной самобытности Новгородской земли и ее основой», оно «было полномочно принимать решения именем Великого Новгорода, когда на нем присутствовали: 1) высшие должностные лица Новгорода; 2) представители всех пяти концов Новгорода; 3) представители всех социальных групп. Вече, состоявшее из одних только черных людей, не признавалось правомочным»59 .

Думается, что третий пункт данного определения в такой редакции не вполне удачен, тем более что в нем нет указания на то, имеет ли автор в виду представителей всех социальных групп из числа свободных жителей Новгорода или он включает в состав веча и зависимое население. Но в целом в подходе О.В. Мартышина к определению законного веча видна перекличка с идеями А.В. Петрова, выделявшего «крамольные» (по О.В. Мартышину, «неправомочные») веча как неполные народные собрания, в отличие от общегородского веча - совещания всех районов-общин60 . Можно заметить, что несмотря на признание О.В. Мартышиным веча «институтом непосредственной демократии», историк не смог избежать некоторой двойственности в его оценке, продолжив далее, что этот институт служил «специфическим средством проведения боярской политики»61 .

Идея «крамольных» вече возникла у А.В. Петрова, когда он, говоря о времени конца XIII - начала XIV в., заметил существование некоторых противоречий в традиционном вечевом порядке: «нарушение традиционных процедур вечевой деятельности начинается в Новгороде путем объединения горожан по сословному признаку для совместных акций». В связи с чем историк и обратился к новгородским крамольникам: «термины «крамола», «крамольник» эволюционировали и приобрели специальный смысл бунта против традиционного вечевого правопорядка в конце XIII - начале XIV в. «Крамольники» - это те, кто выступал против большинства». Большинство же - общегородское вече, которое, как еще раз отмечал А.В. Петров, «было не собранием отдельных лиц или отдельных сословий, но прежде всего совещанием... всесословных территориальных корпораций (сторон и концов)»62 .

Обилие новых неожиданных идей – это, вообще, стиль работы А.В. Петрова над новгородской историей, доказательством тому служит и недавно изданная монография ученого с несколько громоздким названием: «От язычества к святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада)». Как явствует из названия работы, это, пожалуй, наиболее крупное из современных исследований, непосредственно относящихся к интересующей нас теме.

Большим плюсом этого труда является то, что А.В Петров разбирает в нем эволюцию вечевого строя Новгорода от его становления до XV в. Что касается самого предмета исследования – вечевого уклада, то, определяя его сущность, А.В. Петров пишет в привычном для него ключе: «Важнейшая особенность новгородского народовластия заключалась в том, что оно было властью составляющих Новгород общинных корпораций (сторон, концов, улиц), которые образовывали самоуправляющиеся части города и придавали городской общине как целому федеративный характер. Общеновгородское вече в первую очередь являлось совещанием сторон и концов»63 .

По мнению историка, у истоков новгородского вечевого строя лежат Ярославовы грамоты, в которых «обязываясь блюсти «одиначество», новогородцы провозглашали демократическое единство веча, согласие и равенство частей города, а князь обещал не раскалывать городскую общину. Произошло рождение вечевого строя целой исторической формации XI – начала XV в.». XII в. стал для Новгорода временем освобождения от власти киевского князя и «после событий 1136-1138 гг., прошедших под знаком общеновгородского единства, появилось больше возможностей для развития борьбы вечевых группировок, состоявших из жителей различных территориальных подразделений Новгорода, за государственные должности». «В XIII в. в развитии новгородского народовластия усилилась тенденция к совершенствованию политического устройства республики, к сдерживанию непрерывной и ожесточенной межрайонной борьбы». Затем, «в середине XIII в. над Новгородом утвердился великокняжеский суверенитет. Наметился отход князей от «одиначества» с вечем, стимулировавший формирование собственно вечевой администрации на фоне консолидации городской общины и сплочения боярства». XIV – XV вв. были временем становления крупного феодального землевладения, в этот период Новгородская земля стала феодальной республикой, «но победа боярской олигархии не означала ни фактической ликвидации, ни вырождения вечевого народовластия»64 .

Некоторое созвучие выводам А.В. Петрова о новгородском вече можно увидеть у А.С. Ахиезера. Новгородское вече он понимает как общегородское собрание, а то, что его ход часто сопровождался различного рода волнениями, автор объясняет следующим образом: «Перерождение процесса принятия решений в конфликт объяснялось прежде всего тем, что институт веча, когда он объединял такую большую социальную организацию, как Новгород, не мог обеспечить его интеграцию: архаическая форма не соответствует масштабу подлежащих решению проблем»65 .

Между тем в современной историографии сохранилось и традиционное для исторической науки еще советского периода понимание сущности новгородского веча. Так, В.Л. Янин продолжает считать, что «состав вечевого собрания был сравнительно невелик - максимум 400 - 500 человек», и пишет, что «представление о многолюдности городского веча, об участии в нем всего свободного населения Новгорода оказывается невероятным»66 . Более того, автор не отказывается от такого прочтения источников, которое позволяет говорить, что «на вече новгородцы сидели, а не стояли, а это не совпадает с привычным образом буйной толпы»67 . В недавнем переиздании «Новгородских посадников» В.Л. Янин вновь отметил, что «в истории средневековой Руси Новгороду принадлежит значительное и своеобразное место», это «своеобразие новгородской государственности таково, что ставит в тупик любого исследователя, поставившего целью определить в простейших формулах ее характер». Сам вечевой строй Новгорода «сравнительно с организацией управления в княжествах в самом деле отличался видимыми чертами демократизма в его средневековых формах, но этот демократизм иллюзорен. Новгородский вечевой строй является образцом демократии в ее боярском варианте. Власть в Новгородском государстве принадлежала ни какому-то идеальному межклассовому сообществу, а богатейшим землевладельцам»68 .

Точку зрения В.Л. Янина поддерживает В.В. Кожинов, по словам которого «общее собрание многочисленного и многообразного населения не могло быть «дееспособным», могущим принимать ответственные и взвешенные решения»69 . Р.Г. Скрынников отмечает, что «вечевые порядки гарантировали участие в управлении Новгородом представителей всего населения города, его концов и улиц», однако обращает внимание, что «вече брало на себя власть во всей ее полноте лишь в исключительных случаях: при низложении неугодного князя, вражеском нашествии и пр.»70 . В другой своей работе, носящей характер учебного пособия, Р.Г. Скрынников отмечает, что в литературе не утихают споры вокруг характера новгородского веча, а свою систему аргументации о том, что это был за институт, выстраивает близко к концепции В.Л. Янина71 .

Думается, что ключ к разгадке неутихающих историографических споров вокруг проблемы новгородского веча лежит в области методологии исторических трудов. По самым общим признакам всех авторов, занимающихся новгородской тематикой, можно разделить на тех, кто рассматривает историю этой северо-западной русской земли как историю феодального государства, и тех, кто относится к Новгороду как к городу-волости, то есть как к государству с общинной основой, только испытывающему в ходе своего развития влияние феодализации. Разница первоначальных посылов делает вполне естественными и различия в оценках социально-политических институтов и явлений из истории Новгорода.

Для сторонников раннего появления Новгородской феодальной республики вполне оправдан вывод, что после ликвидации зависимости Новгорода от киевских властей роль и значение князя в этом городе должны были упасть, как чуждые республиканскому строю. Столь же естественной с этих позиций является гиперболизация роли бояр: у феодальной республики должны быть хозяева - крупные феодалы-бояре, которые заправляют всеми делами в государстве. Новгородское вече как институт народовластия несколько портит общую стройность картины, но оно объявляется либо послушным инструментом в руках боярства, либо его лишают статуса общенародного собрания, ограничивая число участников веча несколькими сотнями новгородских бояр. Понятно, что такой подход к новгородской истории подводит исследователей к необходимости рассматривать проходившие в Новгороде конфликты с позиций классовой борьбы в феодальном обществе, а то, что они часто принимали форму борьбы сторон и концов города, либо игнорируется, либо оправдывается тем, что борьбу концов направляли в нужное им русло те же бояре.

Позиция исследователей, рассматривающих историю Новгорода сквозь призму существования и развития городской общины, содержит гораздо меньше противоречий и выглядит, на мой взгляд, более целостной и логичной. Князь представляется неотъемлемой частью общины, нет нужды и преуменьшать его роль после возникновения республики. Вече признается верховным органом новгородской власти, при этом бояре как представители общинной элиты, естественно, могли оказывать на него значительное влияние, но не подменять собственной значимостью верховенства народных собраний. К тому же бояре на вечевых сходах выражали не свои узкоклассовые групповые интересы, а тех городских общин (концов), которые стояли за ними. Нет причин, следовательно, и в новгородских конфликтах, протекавших в форме межкончанских столкновений и являвшихся отражением традиционной межобщинной борьбы, видеть классовые противоречия, зачатки которых, естественно, появляются в процессе феодализации.

ПРИМЕЧАНИЯ

 1 Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980.

С. 150-153.

 2 Беляев И.Д. История Новгорода Великого от древнейших времен до его падения. Рассказы из русской истории. М., 1864. Кн.2. С. 156.

 3 Цамутали А.Н. История Великого Новгорода в освещении русской историографии XIX - начала ХХ в. // Новгородский исторический сборник. 1982. Вып.1(11). С. 96.

 4 Рожков Н.А. Очерки истории труда в России // Архив истории труда в России. Пг., 1923. Кн. 6-7. С. 27.

 5 Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики). 3-е изд. М.;Л., 1930. Т. 2. С. 269.

 6 Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. М., 1933. Т. 1. С. 100-106.

 7 Там же. С. 109-113.

 8 Греков Б.Д. Революция в Новгороде Великом в XII веке // Учен. Зап. Российской Ассоциации науч.-исслед. ин-ов общ. наук. Институт истории. М., 1929. Т. 4. С. 13-21.

 9 Троцкий И.М. Возникновение Новгородской республики // Известия АН СССР. Сер. 7. Отделение общественных наук. 1932. Ч. 1, №. 4. С. 271-291; Ч. 2, №. 5. С. 349-374.

 10 Андреев В.Ф. Проблемы социально-политической истории Новгорода XII - XV вв. в советской историографии // Новгородский исторический сборник. 1982. Вып.1(11). С. 128.

 11 Троцкий И.М. Возникновение Новгородской республики… Ч. 1. С. 277.

 12 Там же. Ч. 2. С. 373.

 13 Там же. Ч. 2. С. 372.

 14 Алексеев-Попов В. Пленум института истории феодального общества ГАИМК в Новгороде // Историк-марксист. 1936. Кн. 4. С. 159.

 15 Арциховский А.В. К истории Новгорода // Исторические записки. 1938. Т. 2. С. 122-125, 131.

 16 Юшков С.В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.;Л., 1939. С. 243.

 17 Юшков С.В. История государства и права СССР. М., 1950. Ч. 1. 672 с.

 18 Исаев М.М. Уголовное право Новгорода и Пскова XIII-XV веков // Труды научной секции Всесоюзного института юридических наук. 1-6 июля 1946 г. М., 1948. С. 126-142.

 19 Монгайт А., Федоров Г. Вопросы истории Великого Новгорода (До включения его в состав русского централизованного государства) // Вопросы истории. 1950. №. 9. С. 103-119.

 20 Там же. С. 105-106.

 21 Там же. С. 110-111.

 22 Очерки истории СССР. Период феодализма IX-XV века / Под ред. Б.Д. Грекова. М., 1953. Ч. 1. С. 350-351; Ч. 2. С. 179.

 23 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI вв. М.;Л., 1955. С. 19.

 24 Пашуто В.Т. Героическая борьба русского народа за независимость (XIII в.). М., 1956. С. 63.

 25 Лихачев Д.С. Новгород Великий. Очерк истории культуры Новгорода XI - XVII вв. М., 1959. С. 24.

 26 Арциховский А.В. Новгород Великий в XI - XV вв. // Вопросы истории. 1960. №. 9. С. 29.

 27 Мавродин В.В. Народные восстания в Древней Руси. М., 1961. С. 89.

 28 Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 131.

 29 Там же. С. 141, 147, 370.

 30 Там же. С. 4.

 31 Амелин Г.К. Государство и право Руси в период феодальной раздробленности (начало XII - начало XV вв.). Учеб. пособие для студ. ВЮЗИ. М., 1962. С. 32.

 32 Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В., Шушарин В.П., Щапов Я.Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 50.

 33 Кафенгауз Б.Б. Древний Псков. Очерки по истории феодальной республики. М., 1969. С. 90.

 34 Янин В.Л. Проблемы социальной организации Новгородской республики // История СССР. 1970. №. 1. С. 44.

 35 Там же. С. 49.

 36 Понятие о «300 золотых поясах» как о некоем новгородском органе власти встречается в источниках лишь однажды – в донесении ганзейской конторы в Новгороде Рижскому рату от 1331 г.

 37 Янин В.Л. Проблемы социальной организации… С. 50.

 38 Янин В.Л. Проблемы социальной организации Новгородской республики // Россия и Италия: Материалы IV конф. советских и итальянских историков / Русский и итальянский средневековый город. Русско-итальянские отношения в 1900 - 1914 гг. М., 1972. С. 80.

 39 Подвигина Н.Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII - XIII вв.: Учеб. пособие. М., 1976. С. 104-105.

 40 Янин В.Л, Алешковский М.Х. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // История СССР. 1971. №. 2. С. 59.

 41 Клейненберг И.Э. Известия о новгородском вече первой четверти XV века в ганзейских источниках // История СССР. 1978. №. 6. С. 175.

 42 Смирнов Ю.И., Смолицкий В.Г. Новгород и русская эпическая традиция // Новгородские былины. М., 1978. С. 319-321

 43 Янин В.Л. Новгородские посадники… С. 3

 44 Алексеев Ю.Г. Псковская Судная грамота и ее время: Развитие феодальных отношений на Руси XIV - XV вв. Л., 1980. С. 30.

 45 Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 134, 135, 180, 214.

 46 Свердлов М.Б. К истории новгородского веча // Новгородский край: Материалы науч.-практ. конф. Л., 1984. С. 175.

 47 Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI – первой трети XIII в. СПб., 2003. С. 661.

 48 Ямщиков С.В. Город - музей // Древний Новгород. История. Искусство. Археология. Новые исследования: Сб. ст. М., 1983. С. 13.

 49 Новгород. Краткий очерк истории города / В.Ф. Андреев, В.А. Варенцов, В.Д. Васильев, И.Н. Вязинин. Л., 1985. С. 20.

 50 Андреев В.Ф. О социальном составе новгородского веча // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы истории города. Л., 1988. С. 79.

 51 Андреев В.Ф. Северный страж Руси: Очерки истории средневекового Новгорода. 2-е изд., доп. и перераб. Л., 1989. С. 87.

 52 Андреев В.Ф. Уровни власти в Новгородской республике XIV – XV вв. // Российская государственность: уровни власти. Историческая динамика: Материалы Всерос. науч.-практ. конф. Ижевск, 24-26 апреля 2001 года / Отв. ред. В.В. Пузанов. Ижевск, 2001. С. 45-46.

 53 Цит. по: Андреев В.Ф. Уровни власти… С. 45-46.

 54 Петров А.В. Социально-политическая борьба в Новгороде XII - XIII вв.: Автореф. дис…. канд. ист. наук Л., 1990. С. 11.

 55 Петров А.В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы истории города. Л., 1988. С. 40

 56 Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 187.

 57 Толочко П.П. Древнерусский феодальный город. Киев, 1989. С.170.

 58 Фроянов И.Я. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX - начала XIII ст. СПб., 1992. С. 176, 186-187, 206-207.

 59 Мартышин О.В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй и право феодальной республики. М., 1992. С. 174, 182.

 60 Петров А.В. О борьбе «стареиших» с «меньшими» и выступлениях «крамольников» в Новгороде второй половины XIII в. // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер.2. История, Языкознание, Литературоведение. 1991. Вып.1. С. 26.

 61 Мартышин О.В. Вольный Новгород… С. 188.

 62 Петров А.В. Сословная рознь и территориальное соперничество в Новгороде в первой половине XIV в. // Средневековая Русь: Сб. науч. ст. к 65-летию со дня рождения проф. Р.Г. Скрынникова. СПб., 1995. С. 10.

 63 Петров А.В. От язычества к святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. С. 297.

 64 Там же. С. 295, 300, 302, 303.

 65 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т. 1. От прошлого к будущему. Новосибирск, 1997. С. 97-98.

 66 Янин В.Л. Древнее славянство и археология Новгорода // Вопросы истории. 1992. №. 10. С. 57.

 67 Янин В.Л. Я послал тебе бересту. 3-е изд., испр. и доп. М., 1998. С. 166.

 68 Янин В.Л. Новгородские посадники. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. С. 7-8.

 69 Кожинов В.В. История Руси и русского слова: Современный взгляд. Сер. «Актуальная история России». М., 1997. С. 362.

 70 Скрынников Р.Г. История Российская. IX - XVII вв. М., 1997. С. 120.

 71 Скрынников Р.Г. Русь IX – XVII века. СПб., 1999. С. 97

The article is devoted to the views of Russian historians of 1917 – 2000 on the medieval Novgorod veche assembly, and exposing basic tendencies and methods to the study of this institution, and analyzing the argumentation system of different authors.