Котляров Д. А. Досоветская историография о присоединении Поволжья к России//Исследования по русской истории. Сборник статей к 65-летию профессора И.Я. Фроянова / Отв. ред. В.В.Пузанов. СПб.-Ижевск: Издательство Удмуртского университета, 2001. С. 166-183
Исследование процесса присоединения Поволжья к Русскому государству обладает давней и устойчивой традицией в отечественной исторической науке. Вхождение поволжских народов в состав России стало важным этапом в истории становления государственности, в этническом развитии русского народа, которое происходило в условиях тесного взаимодействия с другими этносами постепенно, разными путями интегрирующихся с русскими.
Начало изучения проблемы было положено в первой половине XVIII века. Ученые, создающие историю Российского государства, не могли обойти вниманием проблему присоединения Поволжья к России. А. И. Манкиев в «Ядре Российской истории» (законченном в 1715 г., опубликованном только в 1770 г.)1 нарисовал схему взаимоотношений Москвы с народами Поволжья, главным образом, с казанскими татарами. Историк полагал, что великий князь Василий Дмитриевич «великую войну с Татары Заволзскими вел и их из Руси выбив Болгарию от них отнял».2 А. И. Манкиев остановился на казанских походах в правление Ивана III. По его мнению, после похода князя Даниила Холмского на Казань в июле 1487 года «Татаре Казанские, которыя произошли от Золотыя орды сами под Руским владением стали, и царей им Руские самодержцы ставили».3 Неустойчивость внешнеполитической ориентации Казанского ханства связывалась историком с периодом боярского правления на Руси после смерти Василия III. Иван Грозный, не снеся «шатости» забунтовавшихся казанцев, взял Казань штурмом.4 После взятия Казани и Астрахани все народы в уездах около Казани бывшие «… Государю Рускому подалися и многая часть из них веру Христьянскую приняли».5
Крупнейший русский историк первой половины XVIII века В. Н. Татищев, давая периодизацию русской истории, отмечал, что Иван III, «опровергнув власть татарскую, паки совершенную монархию возставил…».6 Его сын, Василий Иванович, «от татар многую часть мордвы себе покорил и на Суре град в свое имя Василь построил…». Заслугой Ивана Грозного было покорение Казани и Астрахани.7 История свержения татарского ига и присоединения Поволжья к России у В. Н. Татищева представала как череда славных деяний московских государей.
М. В. Ломоносов в «Кратком Российском Летописце», изданном в 1760 году в качестве руководства при изучении отечественной истории для великого князя Павла Петровича, дал хронологический перечень князей и царей, снабдив их характеристиками. В частности, об Иване III говорилось, что он «гордость Казанцов усмирил», меняя ханов в Казани по своей воле.8 Ученый, следуя в своем изложении характеристикам «Казанской истории», обвинял казанцев в измене, обмане, отступничестве от русского государя, а русских воевод в несогласии и мздоимстве.9
Во второй половине XVIII века появились разного рода историко–географические описания, где собственно географические сведения сопровождались историческими справками и комментариями. Целый ряд такого рода трудов составил П. И. Рычков, первый русский член–корреспондент Академии наук. В 1762 году он опубликовал «Топографию Оренбургскую, то есть: обстоятельное описание Оренбургской губернии». Историк, излагая историю взаимоотношений Русского государства с Казанским ханством, всецело полагается на «Казанскую историю», не ставя под сомнение ее сообщения.10 Казанские ханы чинили Московскому государству «великие бедствия и разорения», поэтому усилившихся татар необходимо было покорить.11 Вообще же, по мнению П. И. Рычкова, по взятии Казани князем Юрием Дмитриевичем в 1395 году «в тамошних местах хотя и с разными переменами, самодержавие Российских государей, и христианское православие возобновляться стали…».12
Также П. И. Рычковым был написан «Опыт Казанской истории древних и средних времен». В «Предуведомлении» ученый обосновывал необходимость составления описаний провинций Российской империи, обращая особое внимание на историю Казанского царства, тесно переплетающуюся с русской историей. П. И. Рычков видел в Казанском ханстве «отрывок или отрасль Золотой Орды».13 Автор широко использовал русские летописи и различные источники на татарском языке. У него было несколько различных списков «Казанской истории», изучение которых позволило выявить полнейший из них, описание которого он опубликовал.14 Значительность работы, проделанной П. И. Рычковым, заключалась в попытке критического анализа доступных ему источников по истории Казанского ханства. По его мнению, «злостные поступки казанцев по справедливости требовали строгого и сильного отмщения».15 Историк полагал, что овладеть Казанским ханством русские могли уже в 1530 году, но этого тогда не произошло исключительно по оплошности московских воевод.16 Только Иван IV выступил с программой искоренения татарской власти в Казани и утверждения здесь христианства и самодержавия, намереваясь «зделать… оные места на всегдашнее время не только безопасными, но и полезными для всего государства».17 При осаде и взятии Казани Иван Грозный проявил себя как «храбрый и к защищению государства своего ревностный монарх»,18 его действия противопоставляются «противности» и «злобству» непокорных казанских татар.19
В 1774 году вышел новый труд П. И. Рычкова – «Введение к Астраханской топографии», где, между прочим, описывалось и покорение Астраханского ханства Россией. Как полагал автор, «не овладев совершенно Казанским царством невозможно было приступить к завоеванию Астрахани».20 Заслугой П. И. Рычкова стало создание первых в отечественной историографии научных трудов, посвященных истории Казанского и Астраханского ханств.
В 1773 году на русском языке было опубликовано сочинение Г. Ф. Миллера «О народах издревле в России обитавших». Повествуя о булгарах, историк описывал монеты, чеканенные в Булгаре в XIV — XV вв., хранящиеся при Академии наук, а также обратил особое внимание на мусульманские надгробия как источник по истории Среднего Поволжья.21 Г. Ф. Миллер попытался объяснить причины враждебности русских к булгарам в золотоордынскую эпоху. Ученый думал, что «между сими обоими народы произошел спор по причине торговли; булгаре были богатой народ, от которого можно было хорошую иметь добычу. Зделавшись они подданными у Татар, почитались естественными Россиянам недругами».22 Начало автономного от Золотой Орды существования Среднего Поволжья Г. Ф. Миллер связал с булгарским князем Асаном, «который в 1370 году востал против повелителей своих».23 Основателем Казанского ханства явился хан Улуг–Мухаммед. «Весьма притеснить» соседнее агрессивное государство удалось только сыну великого князя Василия Васильевича Ивану.24 С завоеванием Казани в июле 1487 года, хан Мухаммед–Эмин, посаженный русским войском, зная русскую силу, не мог и помыслить об измене; с другой стороны, он мог рассчитывать на помощь великого князя в случае враждебного нападения – это создавало надежность власти великого князя московского над Казанским ханством.
Таким образом, Г. Ф. Миллер впервые использовал для изучения истории народов Поволжья два новых источника – монеты и надгробные памятники, положив начало их целенаправленному собиранию и исследованию.
В основном труде М. М. Щербатова «История Российская от древнейших времен» значительное место было уделено истории взаимоотношений Русского государства с поволжскими народами до их присоединения. По ходу изложения по годам историк делает комментарии, отмечая эволюцию политики московских князей в отношении Поволжья. Так, рассказывая о правлении великого князя Василия Дмитриевича, он замечает, что «чем более татарская сила раздорами ослабевала, тем более сила Российского Великого князя умножалась».25 Интересное мнение высказал М. М. Щербатов о мотивах действий русских князей против хана Улуг–Мухаммеда под Белевом в 1437 году. Он винит в нападении на орду татарского хана враждебных великому князю Василию Васильевичу Юрьевичей, которым был не выгоден предложенный Улуг–Мухаммедом мир с просьбой о принятии в подданство, поскольку тогда «войски его не меньшим числом храбрых и искусных во бранех Татар усилены будут, а если выдасть его Хану Капчатскому, или изгонить из России, то тем сему хану весьма угодное сделают и в возмездие за сие могут всегда от него помощи ожидать».26
В частых набегах казанских татар на русские земли ученый видел основной побудительный мотив выступления, поначалу весьма нерешительного, против Казанского ханства.27 Более смелые действия русских в Поволжье относятся ко времени Ивана III. М. М. Щербатов писал: «Несогласия между Великого князя и царя Казанского еще продолжались и частые набеги Татарские, хотя и с уроном их, наводили беспрестанные разорения и опасность на Российских поселян; сего ради Великий Князь рассудил посланием сильного воинства единожды только Татар ослабить дабы они впредь не дерзали обеспокоивать Россию».28 С покорением Казани в 1487 году характер взаимоотношений России с народами Поволжья коренным образом изменяется: «Тамо уже Россия начинала защищать тех, которые ее покоряли, и войски ее в трепет приводили пришлых своих победителей».29 Иван III почитал Казань «преградою, возбраняющею другим Татарским народам впадение в Российские области чинить». В период его правления само имя и сила великого князя стали так страшны татарам, что «сии давно зачали, низлагая свою прежнюю гордость, не только мира и союза, но и защищения искать».30 Вообще же, политическая линия Ивана Васильевича в отношении татарских ханств, по мнению М. М. Щербатова, состояла в использовании в интересах Руси несогласия между татарами.31 Говоря о времени Василия III, ученый подметил следующую особенность великокняжеской политики в отношении осколков Золотой Орды: «Они не тщилися отмщать учиненные на их области, набеги от Татар, считая знатно их за свойственные сему грабительство любящему народу; а токмо посылаемыми дарами к ханам и вельможам татарским и чрез договоры старались оные отвращать».32 Для Ивана IV с самого начала его самостоятельного правления (1547 г.) «главное его намерение состояло начать войну с царством Казанским и сию богатую область, часто побежденную, но всегда вражескую … совершенно под скипетр Российской покорить».33
М. М. Щербатов пытался проследить преемственность политики московских государей: активность русской восточной политики возрастала пропорционально ослаблению татарских орд.
Из вышеизложенного вытекает масштабность вклада историков XVIII века как в изучение истории России в целом, так и в частности в изучение проблемы присоединения Поволжья. Были введены в оборот новые группы источников по истории народов Поволжья в XV-XVI вв. Сведения «Казанской истории» и русских летописей дополнялись данными посольских и разрядных книг, материалом татарских письменных и вещественных памятников. В то же время, следует отметить, что научные представления об историческом процессе только складывались. Неразвитость приемов критики источников часто обусловливала их произвольное толкование. В большинстве работ главной действующей силой выступал правитель, самодержец, действия народных масс воспринимались как всецело подвластные ему, хотя уже ставилась задача перехода к изучению истории народа, его нравов и обычаев. Но решена она была только в XIX в.
Первая половина XIX века ознаменовалась научным прорывом в становлении отечественной историографии. Происходит рост интереса широких кругов общества к отечественной истории. Ее изучением начали заниматься открытые в начале века историко-филологические факультеты Казанского, Харьковского, Петербургского и Одесского университетов. Расширялись работы по собиранию и публикации источников. Значительную роль здесь сыграла начавшая свою деятельность с 1834 г. Археографическая комиссия. Увлечение древностью усилило интерес к истории отдельных районов России, появились работы, освещающие историю отдельных городов, в частности, Казани.
Продолжали создаваться и труды, авторы которых стремились к выработке целостной концепции исторического развития Российского государства. Здесь нельзя не отметить труд Н. М. Карамзина «История государства Российского», где обстоятельно рассматриваются и отношения Русского государства с народами Поволжья. Материал по исследуемой проблеме можно найти в V – VIII томах «Истории…». Убежденный сторонник сильного самодержавия Н. М. Карамзин восторженно отзывается о деятельности Ивана III, связывая с его именем создание самодержавной власти в России. Историк подробно остановился на внешней политике этого государя, в частности, на предпринятых в годы его правления походах на Казань. В связи с этим он характеризовал внутреннее управление Казанского ханства.34 При описании русского похода на казанцев в 1468 году Н. М. Карамзин возмущается жестокостью ведения военных действий в средневековье: «Наше право войны было еще древнее, варварское; всякое злодейство в неприятельской стране считалось законным».35
Н. М. Карамзин подчеркивал неумение татар оборонять собственные пределы. Обратил он внимание и на неравенство сил в противоборстве Казани и Москвы.36 Говоря о принятии татар на службу московского великого князя, ученый замечал, что «политика великих князей вооружала Моголов против Моголов».37 По мысли Н. М. Карамзина, хотя Иван III и не считал себя данником Орды, он полагал необходимым «подкупать татар, чтобы располагать их остальными силами в нашу пользу».38 Иван III не думал о присоединении Казанского ханства к России, поскольку мусульманский народ, которым являлись казанские татары, не мог подчиниться власти христианского государя, а для военного покорения этого государства Россия еще не обладала постоянным войском.39 По иному строилась великокняжеская политика в отношении Ногайской орды: «Главною целью Иоанновой политики в рассуждении сего кочевого народа было возбуждать его против Ахматовых сыновей и не допускать до впадения в землю Казанскую…».40 Характеризуя русско–казанские отношения в первой половине XVI века, Н. М. Карамзин считал, что существовала возможность мирного вхождения территории Казанского ханства в состав Российского государства: «Еще Казань тишиною и верностью к России могла бы продлить бытие свое в виде особенного Мусульманского царства, но Рок стремил ее к падению».41
Ученый рассмотрел историческое значение присоединения Среднего Поволжья к России. Не ликвидировав враждебное Казанское ханство, Россия не могла обеспечить спокойствие своих восточных рубежей: «Новые мирные договоры служили поводом к новым изменам, и всякая была ужасом для Восточной России, где на всей длинной черте от Нижнего Новгорода до Перми, люди вечно береглися, как на отводной страже … одним словом, вопрос: надлежало ли покорить Казань? соединялся с другим: надлежало ли безопасностию и спокойствием утвердить бытие России?».42 В отличие от историков XVIII столетия, которые рассматривали историю присоединения Поволжья к России только в рамках силового пути, Н. М. Карамзин обратил внимание и на реально существовавшую альтернативу мирного, постепенного вхождения Казанского ханства в состав России, которая не была реализована из-за мятежа казанцев.
Основанный в 1804 году университет в Казани становится местом изучения истории, культуры и других сторон бытия населения Поволжья. Университет становится центром притяжения людей, живо интересующихся историей родного края, собирающих и издающих легенды и предания народов, населяющих Поволжье, ищущих известия о местных событиях в источниках общерусского характера. В 1817 году К. Фукс выпустил «Краткую историю города Казани», которая содержала экскурс в древнюю и средневековую историю города. Наряду с сочинениями исторического характера в Казани издавались и историко–этнографические работы, к примеру, «Записки о чувашах и черемисах Казанской губернии» А. Фукс (1840 г.), «Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях» (1844 г.) К. Фукса. Эти работы содержат записи произведений устного творчества поволжских народов, где, пусть в искаженной форме, зафиксировалось историческое прошлое.
В 1834 году «Краткую историю города Казани» в двух частях выпустил М. Рыбушкин. Первая часть книги охватывала период от основания города до 1774 года, изложение строилось на основе изученных автором летописей, архивных материалов. Эта работа была переиздана в 1844 г. М. Рыбушкину свойственно некритическое отношение к источникам, его работа содержит досадные фактические ошибки. Так, взятие Казани в июле 1487 года у него отнесено к 1447 году, т. е. к княжению Василия Васильевича, что на целых сорок лет отодвигает назад то время, когда «униженная Казань прибегала уже к покровительству князей Московских, кои избирали для нее правителей и утверждали в царском достоинстве».43 Причиной гибели Казани автор считал политическую нестабильность в Казанском ханстве, непрестанное своеволие казанцев, поэтому «надлежало прибегнуть к оружию».44
Истории Казанского края посвятил свое сочинение в трех частях Н. Баженов. Первая часть охватывала период до покорения Казанского ханства. На основании анализа известий об основании Казанского ханства, историк полагал, что Улуг–Мухаммед, отвергнутый на Руси, сам пробивает дорогу к казанскому престолу.45 Описывая первые походы русских на Казанское ханство, автор отмечает жестокость их по отношению к почти не оказывавшим сопротивления народам Поволжья.46 Оправдание этому он видел в справедливом озлоблении русских на татар. Характеризуя внутренний строй ханства, Н. Баженов подчеркивал: «Государь в Казани не мог быть особою священною, но только лицом под влиянием случаев…».47 Государство не было пронизано внутренним единством, поскольку входившие в него народы – мордва, чуваши, марийцы — не были связаны с татарами ни узами родства, ни посредством религии, ни в бытовом отношении.48 Русь всегда смотрела на Казань «как на опасную, вероломную и беспокойную соседку, почему уже здравый рассудок требовал ослабления силы ее».49
Движение в Поволжье в 1552 – 1557 годах автор охарактеризовал как народную войну.50 Н. Баженов оправдывал безжалостность действий русских войск при подавлении волнений: «Да и можно ли было щадить вероломных и злых врагов, когда не смотря на победы Русских, ни от кого не было покорности».51
Книги М. Рыбушкина и Н. Баженова служат примером обращения к изучению истории Поволжья непрофессионалов, эти работы пронизаны пренебрежительным отношением к поволжским народам и необоснованно хвалебными отзывами о цивилизаторской миссии Русского государства.
Историки второй половины XIX века, создававшие сочинения по истории России, задавали в своих трудах вопрос о вхождении Поволжья в состав Русского государства. Н. И. Костомаров в биографии Ивана III подчеркивал двойственное отношение Русского правительства к татарскому владычеству со времен Василия Дмитриевича. С одной стороны, московские князья использовали власть ханов для усиления своей власти на Руси, с другой — им приходилось принимать необходимые меры обороны против татарских вторжений, которые «могли быть тем беспокойнее, что делались с разных сторон и от разных обломков разрушающейся Орды».52 Только в 1487 году воеводам Ивана III удалось подчинить Казань, но это было далеко не полное подчинение. В биографическом очерке, посвященном Сильвестру и Алексею Адашеву, историк отметил, что ко времени их деятельности Казанское ханство оказалось под властью злейшего врага России Сафа–Гирея. Военное покорение Казанского ханства было неизбежно, поскольку «опыт показывал, что Москве невозможно управлять Казанью посредством подручных князей, а предоставить ее на волю – значило подвергнуть восточную Русь нескончаемым разорениям».53
В своем общем курсе отечественной истории Д. И. Иловайский обстоятельно охарактеризовал развитие русско–татарских отношений в XV–XVI вв. Указывая причины враждебности Казанского ханства к Москве, ученый заметил, что казанские ханы «питали старые татарские притязания на дань и безнаказанные грабежи». В ответ московский князь противопоставил им своих служилых татар.54 Четкая политическая линия в отношении Казани выработалась при Иване III, который «держался энергической политики, мстя Казанцам за их набеги и опустошения и старался поставить их в вассальные отношения к Москве; для чего пользовался внутренними казанскими смутами».55 Завоевание Казанского ханства явилось «самым блистательным делом» внешней политики Ивана IV.56 Было уничтожено «хищное мусульманское гнездо», устранено препятствие на пути русского исконного поступательного движения на Восток. Покорение Казани в глазах современников являлось прежде всего победою православия.57
По биографическому справочнику А. В. Экземплярского «Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505 г.» можно составить подробную хронологию событий, связанных со взаимоотношениями Руси и народов Поволжья в XV веке, в частности, русско–казанских отношений. По мнению историка, важным средством прекращения вторжения и грабежей казанцев явилась поощряемая нижегородскими и московскими князьями народная колонизация. Но нужно было преодолеть главную препону на пути к Средней и Нижней Волге – Казань. Существование в Казани сильной аристократии обуславливало наличие многих партий, что облегчало вмешательство извне в ее дела.58
На обстоятельном изучении восточных источников построил свой труд, посвященный истории Крымского ханства, В. Д. Смирнов. Ученому удалось восстановить сложную картину политической жизни в Орде в первой половине XV века в период агонии золотоордынского государства, когда на его развалинах появились новые образования, самыми прочными из которых оказались Крымское и Казанское ханство. Их возникновение «окончательно парализовало политическое значение главного центра Золотой Орды, низводимой таким образом на один уровень с отложившимися уделами».59
С. М. Соловьев в своей «Истории …» постоянно обращался к описанию русско–татарских отношений. Завоевание Казанского ханства, по оценке ученого, было первым завоеванием единого Русского государства. В глазах современников Грозного это был священный и необходимый подвиг, совершенный для защиты христианства от ислама.60 Казанское ханство стало местом столкновения усиливающейся Руси с Азией «в своем естественном стремлении вниз по Волге».61 Пока существовала Казань, дальнейшее поступательное движение Европы на Азию было невозможно: «Здесь Средняя Азия под знаменем Магомета билась за свой последний оплот против Европы шедшей под христианским знаменем государя московского».62
Миссионер А. Ф. Можаровский истолковал покорение Казанского ханства как нравственный подвиг русского народа. По его мысли, «походы русских на Казань, бывшие до Ивана IV, хотя и сопровождались иногда полною победою русских над казанцами.., но так как победы эти были только внешние, а не нравственные, победы, производимые мечем вещественным, а не духовным, то и случалось обыкновенно так, что татары в непродолжительном времени возмущались снова… чтобы положить предел этому, нужно было победить иноверцев–инородцев Казанского края христианской верой, православием».63 В завоевании Казани, в просвещении «хищных инородцев и иноверцев светом Христова Евангелия» был заинтересован весь народ.64
Наряду с развитием исторической науки в признанных центрах – Москве и Петербурге — к середине XIX столетия формируется сильная ориенталистская школа в Казанском университете. В его стенах в разные годы вели исследовательскую деятельность такие ученые, как И. Н. Григорьев, В. В. Радлов, И. Н. Березин, И. Н. Смирнов, Н. Ф. Катанов, С. М. Шпилевский, Н. А. Фирсов и др. Ими был собран и проанализирован значительный фактический материал и написан ряд монографий и статей по истории народов Среднего Поволжья.
В 40-х гг. XIX в. складывается демократическое направление в русской историографии. Для него было характерно обращение к анализу исторических событий с позиций народного блага. Знание прошлого, по мысли последователей этого направления, должно помочь народу осознать свое настоящее положение и стремиться к его улучшению. Яркий представитель этого течения Н. А. Фирсов в работе «Положение инородцев Северо–Восточной России в Московском государстве», написанной в качестве исследования на соискание им степени магистра русской истории, обратил особое внимание на народное начало во взаимных отношениях русских с народами Поволжья. По его мысли, с возникновением Казанского ханства татары, пришедшие в Поволжье, осели на одном месте, из них выделился господствующий слой, сделавшийся постоянным земским элементом страны. Поэтому племенные князья народов, входящих в Казанское ханство, или заменяются назначенным правительством начальниками, или сливаются с новой аристократией, преобразуясь из представителей интересов рода в господ его. Так появились казанские земские князья.65 Несмотря на силу аристократии свобода низших слоев населения не была полностью уничтожена. В казанском обществе, по мнению историка, не было социального антагонизма между «низами» и «верхами».66 Сходным характером отличалось внутреннее устройство Астраханского ханства и Ногайской орды. Включение народов Поволжья в сферу зависимости от Москвы производилось постепенно, чтобы избежать противодействия. Московское государство «желало действовать наверняка».67 Все же, «при недостатке должного умственного и общественно–экономического развития», взаимный контакт русского народа с народами Поволжья не мог обойтись без столкновения и насилия. В этом – причина постоянных войн, часто вопреки намерениям верховной власти.68 Соприкосновение народов Поволжья с русским народом обусловливалось «природою страны, историею ее народонаселения».69 Путь к нормализации межэтнических отношений, по мысли Н. А. Фирсова, состоял в замене «полузависимости инородческих союзов полным холопством через насильственное уничтожение их внутренней самобытности». Географические условия страны более благоприятствуют существованию в ней одного общественного союза, чем нескольких, во внутренних делах один от другого независимых. Взятие Казани в 1552 г., подчинение России находившихся под властью казанских ханов народов было «ответом на всеобщее требование московского народа, падение независимости ногаев и уничтожение царства Астраханского были неизбежным результатом казанской катастрофы и совершилось без всяких почти усилий со стороны правительства. Не вмешайся в отношения правительства с этими царствами народ, оно бы может быть, еще долго продолжало тянуть дело с ними».70 Борьба за присоединение Поволжья к России была общественным движением, государство вынуждено было только упорядочивать это движение, сдерживать межэтнические столкновения. В более поздней работе Н. А. Фирсов определил основные черты волжской торговли в период до конца 18 века.71
С позиций естественного процесса колонизационного продвижения русских рассматривал присоединение Поволжья к России Г. Перетяткович. Говоря о возникновении Казанского ханства, историк подчеркивал, что оно по своим хищническим инстинктам «более напоминает Монголов, чем Волжских Болгар».72 Казань существовала за счет постоянного грабежа соседних русских земель. «Самый город обращается в депо, где постоянно содержится большое количество пленных, которыми Казанцы ведут торговлю на своем и на чужих рынках».73 Г. Перетяткович был убежден в неразвитости земледелия у татар, считая их любимым занятием торговлю.74
Агрессивность Казанского ханства и его близкое соседство вынуждало Русское правительство внимательно следить за развитием «отношений между различными партиями, которые нелегко составлялись среди многочисленной и сильной аристократии Казанского царства».75 Историк обстоятельно охарактеризовал русско–ногайские отношения в конце XV — первой половине XVI века. Указывая, что целью Москвы в этом случае было удерживать ногайцев от нападения на русские окраины и от союза с Казанью и Крымом, автор отметил неизбежность решительного столкновения Московского государства с Казанским ханством.76 Со стороны казанцев оно диктовалось чувством государственного самосохранения и религиозным фактором, со стороны русских – сознанием того, что иначе невозможно гарантировать безопасность восточных пределов Руси.77
Падение Казани было неизбежно и в силу непрочности внутренней структуры ханства, подверженности ее внешним влияниям.78 Вслед за присоединением Казанского ханства, было возобновлено естественное движение русского народа в Поволжье, прерванное татарским нашествием.79 В отличие от Г. М. Перетятковича профессор русской истории Московского и Казанского университетов С. В. Ешевский полагал, что с начала своего исторического пути русский народ мирным путем проникал на землю местных племен.80 М. Пинегин думал, что Казанское ханство не смогло остановить русского движения на восток. Поволжье постепенно осваивалось русскими «под разными видами колонизационного движения, тут имели место и торгово-промышленная, и монастырская, и подневольная, и правительственно-военная колонизация. Географические условия прокладывали путь для непрерывного движения славянского племени, а некоторые события заставляли его пробиваться по этому пути с оружием в руках».81
Важным этапом в становлении историографии исследуемой темы стала организация в 1878 году в Казани при университете Общества археологии, истории и этнографии, которое развернуло активную деятельность по изучению культуры, истории и этнографических особенностей народов Среднего Поволжья. Общество издавало периодические «Известия» (далее ИОАИЭ), где публиковались заметки, рецензии, статьи и монографии по самой обширной тематике.82
Наряду с внимательным и взвешенным подходом к истории поволжских народов до их вхождения в состав Российского государства наблюдались в работах местных историков и оттенки шовинизма. Так, по мысли Д. А. Корсакова, «влияние Христианства на татар и претворение христианской религией татарского элемента в Великорусскую народность представляет одно из замечательных характеристических проявлений ассимилирующего значения Христианства в этнографической истории Великоруссов и того земского самосознания этого племени, выражением которого служит православие».83
5 ноября 1889 года Д. А. Корсаков выступил выступил на торжественном собрании Казанского университета с речью «Об историческом значении поступательного движения великорусского племени на восток» и выпустил ее отдельной брошюрой. Он считал, что великоруссы «проявили способность племенного торжества над инородцами, способность притворять их в русскую плоть и кровь».84 Историк выделил четыре периода в поступательном движении русского народа к востоку: первая колонизационная ступень заканчивается основанием Нижнего Новгорода; вторая – это период монгольского завоевания; третья начинается «возникновением движения по Волге после освобождения Московского государства от татарского владычества, заканчивается взятием в 1552 году Иоанном IV Казани … и вслед затем в 1554 году завоеванием Астрахани». К четвертой ступени относится освоение Сибири и Дальнего Востока.85 Историк подметил, что поход Грозного на Казань в 1552 году был «в малом размере Крестовый поход православных Великоруссов против казанских мусульман».86
Указав основные подходы отечественных историков к разработке проблемы присоединения народов Поволжья к России, отметим одностороннюю оценку учеными характера этого процесса. Большинство историков вхождение народов Поволжья в Русское государство трактовали как естественное, обусловленное географией страны, колонизационное движение русских на восток. При этом виделось неизбежным военное подчинение Казанского и Астраханского ханств, поскольку они сдерживали это движение. Различались только взгляды историков на организующую силу этого процесса. Одни (С. М. Соловьев, Д. А. Иловайский, Н. И. Костомаров, Д. А. Корсаков) рассматривали присоединение Поволжья, как поступательное движение культурной Европы, в лице православного Русского государства на дикую мусульманскую Азию. Представители дооктябрьской демократической историографии главное внимание уделяли народному началу во взаимодействии России и этносов Поволжья. (Н. А. Фирсов). Из поля зрения историков государственного и либерального направлений выпадали сами народы Поволжья как активная действующая сила. Поэтому история вхождения Поволжья изображалась как односторонние инициативы со стороны Русского государства при в целом пассивном отношении самих народов Поволжья (за исключением казанских татар). Средоточием противодействия в Поволжье становилась борьба Москвы и Казани. Русь как более сильное и растущее государство покоряла внутренне слабую хищническую Казань.
1 Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955. Т. 1. С. 172.
2 Манкиев А.И. Ядро Российской истории. 2-е изд. М., 1784. С. 145.
3 Там же. С.173.
4 Там же. С.191.
5 Там же. С.192.
6 Татищев В.Н. История Российская. В 7 тт. М.; Л.,1962. Т. 1.С. 367.
7 Там же.
8 Ломоносов М.В. Краткой Российской Летописец с родословной. СПб., 1760. С. 25, 27.
9 Там же. С. 28-29.
10 Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955. Т. 1. С. 219.
11 Рычков П.И. Топография Оренбургская, то есть обстоятельное описание Оренбургской губернии. СПб., 1762. С. 66.
12 Там же. С. 69.
13 Рычков П.И. Опыт Казанской истории древних и средних времен. СПб., 1767. С. 26.
14 Там же. С.66.
15 Там же. С.96.
16 Там же. С.107.
17 Там же. С. 114.
18 Там же. С.145.
19 Там же. С.151.
20 Рычков П.И. Введение к Астраханской топографии. М., 1774. С. 47.
21 Миллер Г.Ф. О народах издревле в России обитавших. СПб., 1773. С. 48-52.
22 Там же. С. 54.
23 Там же. С. 63.
24 Там же. С. 65.
25 Там же. С. 68.
26 Щербатов М.М. История Российская от древних времен. СПб., 1781. Т. 4. Ч. 1. С. 261.
27 Там же. С. 492.
28 Там же. С.594, 595.
29 Там же. СПб., 1783. Т. 5.Ч. 2. С. 24, 34.
30 Там же. С. 286.
31 Там же. С. 308,344.
32 Там же. С. 365.
33 Там же. СПб., 1786. Т. 5. С. 225-226.
34 Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1842. Т. 8. Прим. 14. С. 11.
35 Там же. С. 11.
36 Там же. С. 12.
37 Там же. С. 34.
38 Там же. С. 102.
39 Там же. С. 115.
40 Там же. С. 119.
41 Там же. Т. 8. С. 80.
42 Там же. С. 115.
43 Рыбушкин М. Краткая история города Казани. Казань, 1834. Ч. 1. С. 15.
44 Там же. С. 16.
45 Баженов Н. Казанская история. Ч. 1. Казанское царство. Казань, 1847. С. 30.
46 Там же. С. 35, 36.
47 Там же. С. 76.
48 Там же. С. 93.
49 Там же. С. 95.
50 Там же. Ч. 2. С. 9.
51 Там же. С. 12.
52 Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. СПб., 1888. Т. 1. С. 238-239.
53 Там же. С. 427.
54 Иловайский Д. История России. М., 1884. Т. 2. С. 261.
55 Там же. С. 483.
56 Там же. М., 1890. Т. 3. С. 181.
57 Там же. С. 205.
58 Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период, с 1238 по 1505г. СПб., 1889. Т. 1. С. 244.
59 Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века. СПб., 1887. С. 239.
60 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1960. Кн. 3. Т. 6. С. 475.
61 Там же. С. 476.
62 Там же.
63 Можаровский А.Ф. Покорение Казани Русской державе и Христианству. Казань, 1871. С. 3.
64 Там же. С. 4.
65 Фирсов Н.А. Положение инородцев Северо–Восточной России в Московском государстве. Казань, 1866. С.15.
66 Там же. С. 17.
67 Там же. С. 64.
68 Там же. С. 67.
69 Там же. С. 68.
70 Там же. С. 69.
71 Фирсов Н. А. Некоторые черты торгово–промышленной жизни Поволжья (с древнейших времен до осмотра этого края Екатериной 2-ой). Казань, 1898.
72 Перетяткович Г. Поволжье в XV и XVI веках (Очерки из истории края и его колонизации). М., 1877. С. 116.
73 Там же. С. 117.
74 Там же. С. 124.
75 Там же. С. 151.
76 Там же. С. 180.
77 Там же. С. 205
78 Там же. С. 206–207.
79 Там же. С. 232.
80 Ешевский С.В. Русская колонизация Северо–Восточного края // Ешевский С.В. Сочинения по русской истории. М., 1900. С. 297.
81 Пинегин М. Казань в ее прошлом и настоящем. Казань, 1890. С. 13.
82 В частности, по рассматриваемой проблеме: Арзамасов М.П. Несколько преданий чувашей и татар Чебоксарского уезда Казанской губернии // ИОАИЭ. 1880 – 1882. Т. 3. С. 285-290; Смирнов И.Н. 1) Черемисы (Историко–этнографический очерк) // Там же. 1889. Т. 7. С. 1-272; 2) Вотяки. Историко-этнографический очерк // Там же. 1890. Т. 8. Вып. 2. С. 1-308; Катанов Н.Ф. Исторические песни казанских татар// Там же. 1899. Т. 15. Вып. 3. С. 273–306; Борисов В.Л. Ответ господину Богдановскому по поводу его статьи «К вопросу о расположении городской стены Казанского посада в 1552 году» // Там же. 1900. Т. 4. Вып. 1. С. 127–138; ФуксК. Ф. Краткая история города Казани //Там же. 1905. Т. 21.Вып. 2. С. 121–170; Катанов Н.Ф., Покровский И.М. Отрывок из одной татарской летописи о Казани и Казанском ханстве// Там же. 1905. Т. 22. Вып. 4. С. 303 – 348; Богдановский. Разъяснения на ответ господина Борисова // Там же. С. 137– 142; Катанов Н.Ф. Сказания иностранцев о Казани// Там же. 1905. Т. 22. Вып. 5. С. 315–320. Подробную библиографию публикации ИОАИЭ см: Альфонсов И.В. Указатель к «Известиям Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете» за 1878–1905 годы (ТТ.1-12.)// ИОАИЭ. 1905. Т. 22. Вып. 2, 4, 5; Воробьев Н.И. Указатель к «Известиям Общества археологии, истории и этнографии при Казанском государственном университете» за 1906 – 1927 годы (ТТ. 22 – 33). Казань, 1928.
83 Корсаков Д.А. Меря и Ростовское княжество. Очерки из истории Ростовско–Суздальской земли. Казань, 1872. С. 215.
84 Корсаков Д. А. Об историческом значении поступательного движения великорусского племени на восток. Казань, 1889. С. 11.
85 Там же.
86 Там же. С. 29.
