Майоров А. В. Даниил Романович в Галиче накануне татаро-монгольского нашествия //Исследования по русской истории. Сборник статей к 65-летию профессора И.Я. Фроянова / Отв. ред. В.В.Пузанов. СПб.-Ижевск: Издательство Удмуртского университета, 2001. С. 86-96
Борьба Даниила Романовича за галицкий стол – одна из главных тем Галицко-Волынской летописи, вызывающая повышенный интерес и у исследователей. В ходе этой борьбы проявляются взаимоотношения волынского князя с галичанами – боярами и простыми людьми, – позиция которых во многом решала исход княжеских предприятий.
В литературе долгое время господствовало представление о необыкновенной политической силе галицкого боярства, основанной на крупном феодальном землевладении, о его стремлении установить в земле олигархическое правление и борьбе одновременно против княжеской власти и простого народа, городской общины1 . Разысканиями последних лет, ведущимися на историческом факультете Санкт-Петербургского университета, приведенная концепция поставлена под сомнение, доказано отсутствие в Юго-Западной Руси домонгольского времени сколько-нибудь заметных следов крупного феодального землевладения при сохранении общинного строя социально-политических отношений2 . Все это потребовало пересмотра многих содержащихся в источниках сведений, в том числе относящихся к кульминационному моменту в истории отношений Даниила и галичан – событиям второй половины З0-х годов XIII в.
После того, как весной 1238 г. княживший в Галиче Михаил Всеволодович передал стол сыну Ростиславу и перебрался в Киев3 , развитие дальнейших событий приобрело стремительный оборот. Волынские князья перешли в решительное наступление, и вскоре Даниил вновь оказался на своем «отнем» столе.
Летописец повествует об этом с необыкновенным эмоциональным подъёмом, героизация образа князя, а, с другой стороны, уничижение его врагов достигают здесь наивысшего предела. В итоге и без того весьма пристрастный и тенденциозный рассказ почти полностью утрачивает связь с реальностью, выдавая желаемое за действительное. В своей обычной манере летописец преподносит действия Даниила как триумфальное возвращение в Галич со всеобщего согласия «горожан», «любивших его». На деле же произошел очередной захват города при помощи военной силы, как это уже не раз бывало в прошлом.
Все началось с того, что новый галицкий князь Ростислав Михайлович неосторожно покинул город, отправившись в поход «на Литвоу со всими бояры и сноузникы»4 . Как видим, в поход вместе с князем выступили значительные силы галичан – все бояре и конница, т. е. главная и наиболее боеспособная часть войска. Город, таким образом, остался практически незащищенным.
Этим благоприятным для себя обстоятельством поспешил воспользоваться Даниил. Тайно получив сведения из Галича, «изииде Данилъ со вои со Холъма, и бывшю емоу третии день оу Галичи»5 . Действия князя как две капли воды напоминают события восьмилетней давности, когда он сумел отнять Галич у королевича Андрея, и тогда, и теперь по существу разыгрывался один и тот же сценарий. Оба раза Даниил нападал на город, когда значительная часть галицкого войска находилась вне его стен, занятая войной с врагами. Первый раз, весной 1230 г., волынский князь улучил момент, в который «Соудиславъ шелъ есть во Понизье, а королевичь в Галичи осталъ». И пока воевода Судислав бился с мятежными понизовцами, на помощь которым Даниилом был послан с войсками тысяцкий Демьян, сам Даниил уже осаждал днестровскую столицу6 .
Baжно заметить, что как жители Понизья в i230, так и Литва в 1238 г., являлись союзниками волынского князя. О союзе и совместных делах Романовичей с литовским Миндовгом имеется несколько прямых свидетельств в источниках7 . Что же до понизовцев, то в конфликте с галичанами они от начала и до конца выступали на стороне Даниила, действуя сперва в одном строю с тысяцким Демьяном, а затем влившись в основное войско волынского князя8 . Сказанное наводит на мысль, что выступления галичан против понизовцев и Литвы, совпадающие по времени со внезапными нападениями на Галич Даниила, нельзя считать лишь простой случайностью, – они были ходами заранее рассчитанной комбинации.
В пользу этой версии говорит и характер действий самого Даниила, четких и подготовленных. Оба раза в преддверье своего выступления Романович находился примерно в одном и том же месте – в районе заложенного им города Холма. Вести из Галича, несмотря на кажущуюся их неожиданность, отнюдь не застают князя врасплох, – рядом с ним находится готовое к походу войско: «Данилови же собравши вои воборзе, посла Дьмьяна на Соудислава». И то была не находящаяся всегда подле князя дружина, а значительно превосходящая ее численностью земская рать, так как князь «самъ иде в мале дроужине к Галичю»9 . С готовым войском Даниил устремляется к Галичу и во второй раз: «изииде Даниль со вои со Холъма». Значит, благоприятные известия из Галича не могли быть неожиданными, а, скорее, наоборот, с нетерпением ожидались. Примечательно, что, получив их, Даниил уже на третий день достигал Галича, преодолевая расстояние примерно в 240 – 250 километров по прямой.
Отмечая совпадение приемов, использованных волынским князем в борьбе за галицкий стол, агрессивный, захватнический характер его политики, мы должны заметить, что и галичане в ответ прибегали к вполне адекватным мерам, воспринимая Даниила как врага, оказывая ему упорное сопротивление и вынужденно подчиняясь силе, когда она значительно превосходила их собственную. Напрасно летописец, движимый апологетическими побуждениями пытается уверять, что как только Даниил с войсками появился под Галичем, воспылавшие любовью горожане («любяхоуть же и гражане») бросились к нему навстречу, «яко дети ко отчю, яко пчелы к матце, яко жажющи воды ко источникоу»10 . Избыточный пафос этого звенящего как торжественная струна известия говорит сам за себя: перед нами не объективное и беспристрастное описание событий, а переполненная эмоциями их субъективная оценка, преувеличенная и однобокая.
Но сквозь завесу славословия и художественной риторики все же проступают черты подлинной реальности, утаить и загладить которые панегирист-летописец не смог. Говоря о всеобщем ликовании галичан по поводу прибытия Даниила, рассказчик как бы невзначай обнаруживает, что любимый и желанный всеми князь не может войти в город, несмотря на все усилия. Виной тому – противодействие епископа Артемия и дворского Григория, «возбранивших» князю путь в Галич11 . Сбивчивые и запутанные показания источника в действительности могут означать только одно: перед войском волынского князя город «затворился», отказавшись принять его на княжеский стол.
Точно так же развивались события и во время всех предыдущих попыток Романовича овладеть Галичем. Весной l230 г. он натолкнулся на дружный отпор «венгров и галичан», не только крепко державшихся в обороне, но и совершавших успешные вылазки против общего врага; и лишь получив помощь с Волыни и собрав под свои знамена «землю Галичкоую» – «от Боброкы доже и до рекы Оушице и Проута», т. е. войска мятежных галицких «пригородов», Романович «обседе» Галич «в силе тяжьсце», принудив его «изнемогших» защитников сдаться12 . Зимой 1233/34 гг. войска Даниила, вновь подступившие к Галичу, «стояше же 9 недель воюя», и только внезапная смерть королевича Андрея, бывшего тогда галицким князем, заставила галичан покориться13 .
В третий раз история повторилась во время описываемых нами событий конца 1238 г., за исключением разве того, что теперь в Галиче не было венгерского гарнизона, и его защитникам пришлось иметь дело с Даниилом один на один. Прежде всего, горожане вовсе не дожидались волынского князя с распростертыми объятьями. Поэтому Даниил, подойдя к Галичу, вступает с жителями, занявшими, надо полагать, оборону на городских стенах, в переговоры, пуская в ход все свое красноречие: «О моужи градьстии! Доколе хощете терпети иноплеменьныхъ князии державоу?»14 .
Ничего более из княжеских слов летописец не приводит, но и без того ясно, что Даниил пытается уговорить общину принять его сторону, доказывая выгоды этого шага, намекая на, по-видимому, преимущества, которые получат горожане, если откажутся от «иноплеменных» князей и передадут «державу» ему, Даниилу. Князю, который, по справедливому замечанию М. С. Грушевского, «вообще не имел никаких демагогических симпатий и способностей, не умел наладить близких отношений с общиной, увлечь ее»15 , не пришлось бы пускаться на подобные ухищрения, имей он хотя бы малую долю той горячей любви галичан, о которой взахлеб говорит летописец. При таких условиях не может быть и речи о вечевом призвании Даниила в Галич, о котором пишет Н. Ф. Котляр16 . Для большинства галичан и их предводителей очередное появление претендента с Волыни было неожиданным и не предвещало ничего хорошего.
Уговоры князя нашли, впрочем, некоторый отклик, и в ответ на его призыв со стороны города раздалось: «Се есть держатель нашь Богомь даныи!». И вслед за тем кто-то из галичан действительно перешел на сторону Даниила, вызвав восторг придворного летописца. Нo и после этого Романович не достиг цели: он попрежнему не мог войти в город. На сей раз летописец объясняет причину замешательства – оказывается «пископоу же Артемью и дворьскомоу Григорью возбраняющоу емоу»17 .
В литературе сложилась неоправданно преувеличенная оценка движения галичан в поддержку Романовича и их антибоярских настроений. У Н. И. Костомарова читаем: «Простым жителям чересчур опротивели боярские смуты, и они приняли твердое решение не поддаваться более наущению бояр, а держаться крепко за Даниила для собственной пользы»18 . Немало потрудился для доказательства приязни галицких жителей к Даниилу и Романовичам вообще при полной антипатии к собственным боярам М. С. Грушевский19 . Схожие мысли встречаем у В. Т. Пашуто и И. П. Крипякевича20 . «В противовес мятежному «неверному» боярству, – пишет Н. Ф. Котляр, – народ – в данном случае галицкое вече – поддерживает Даниила, видит в нем защитника земли, способного пресечь феодальные свары и дать людям возможность спокойно работать и жить»21 .
Получается, что в конце 1238 г. горожане, весь простой люд, дружно перешли на сторону любимого князя-защитника, выражая тем самым протест против ненавистного «сварливого» боярства. Следуя этой логике, в Галиче должны были остаться лишь отвергнутые народом бояре, упорствовавшие в своей ненависти к Романовичу. Но ведь, как свидетельствует летописец, все галицкие бояре только что ушли из города в поход на Литву вместе с князем Ростиславом. Выходит, сопротивлялись Даниилу и принявшей его сторону общине одни только епископ и дворский, что выглядит уже как недоразумение.
Видимо, с целью как-то исправить создающееся впечатление, историки сводят роль последних лишь к жалким попыткам остановить народ, сделавший свой выбор: «Епископ Артемий и дворский Григорий сначала удерживали народ, но, видя, что ничего не сделают… вышли к князю Даниилу, поклонившись…» или «…члены боярской партии, которые были в городе, не сумев удержать этого движения, должны были подчиниться Даниилу»22 . Все подобные версии, однако, построены на слишком вольном толковании источника и в ряде важных пунктов прямо противоречат его показаниям. По летописи, епископ и дворский удерживали отнюдь не галичан, будто бы рвущихся из города к своему избавителю Даниилу, а самого Даниила, «возбраняющоу емоу» путь в Галич, и делали это уже после того, как в стан Романовича переметнулись все его сторонники из числа галицких жителей. Нe имеет никакой опоры в источниках и мнение, будто ««мужи градьстии» вопреки воле дворского Григория Васильевича и епископа галицкого Артемия, служивших черниговскому князю, открыли городские ворота Даниилу Романовичу»23 .
Нам представляется, действительные события, связанные с откликом галичан на появление Даниила по своему масштабу были далеко не так значительны, не столь единодушным был и сам этот отклик. Конечно, среди горожан были какие-то сторонники волынского князя, позвавшие его в Галич. Это они громче всех кричали с городских стен о своем «держателе», «Богом данном». Возможно, к ним присоединились и те, кто был разочарован черниговскими князьями, считая их «иноплеменными», особенно после того, как Михаил Всеволодович самовольно ушел в Киев, оставив в Галиче молодого сына Ростислава, променяв тем самым галицкий стол на киевский. Сторонники Даниила «поустишася» к нему, надо думать, прямо с городских стен, подобно тому, как некогда триста галицких смердов бежали к Ивану Берладнику, осаждавшему город Ушицу, «скачюч чересъ заборола»24 .
Но город, тем не менее, продолжал сопротивляться, поскольку войти в него без борьбы князь так и не смог. Это значит, что отнюдь не все галичане желали возвращения Даниила и готовы были ему подчиниться. Вo главе с епископом и дворским – руководителями общины – оставшиеся жители стойко держались перед превосходящими силами противника, но были вынуждены уступить в неравной борьбе. В летописи сказано: «Пископоу же Артемью и дворьскомоу Григорью возбраняющоу емоу (Даниилу. – А. М.). Оузревшима же има, яко не можета оудержати града, яко малодушна блюдящася о преданьи града, изиидоста слезныма очима и ослабленомь лицемь, и лижюща оуста своя, яко не имеюща власти княженья своего, реста же с ноужею: «Прииди, княже Данило, приими градъ!”»25 .
Ошибкой было бы думать, что сопротивление Даниилу оказывала какая-то жалкая горстка отщепенцев, противопоставивших себя всей общине. Ведь в таком случае едва ли кто мог реально помешать князю войти в свой город, и ему не пришлось бы прибегать к военной силе, умиротворяя сопротивлявшихся «ноужею». Есть все основания предполагать, что оборона Галича продолжалась не один день, что военные действия растянулись на достаточно значительный срок и носили исключительно упорный характер. Об этом дает понять и сам летописец в свойственной ему образной манере, когда говорит, что предводители галичан епископ Артемий и дворский Григорий вышли к Даниилу с «ослабленными» лицами и иссохшими от жажды устами.
Некоторые исследователи почему-то считают, что вместо «ослабленомь» здесь следует читать «осклабленомь». Получается, что епископ и дворский вышли к Даниилу в каком-то противоестественном состоянии – со слезами на глазах и улыбающимися (усмехающимися) лицами26 . Подобного чтения нет ни в одном из дошедших до нас списков Галицко-Волынской летописи. Оно – результат домыслов историков, увлекшихся неоправданным представлением, будто летописец обличает не врагов Даниила вообще, а занят изощренным высмеиванием «хищного и заносчивого, предательского и беспринципного боярства, заботившегося лишь о собственных эгоистических интересах и без тени сомнения бросающего свою землю в водоворот феодальных войн, «мятежей и ратей»»27 .
В академическом издании Галицко-Волынской летописи «ослабленомь лицемь» переводится как «с опечаленными лицами»28 . В связи с этим, по-видимому, и в новейшем словаре древнерусского языка против термина «ослабленый» появилось новое значение: «3. Печальный, унылый», проиллюстрированное единственным примером – разбираемым нами текстом о событиях 1238 г.29 Такое значение, разумеется, лучше вписывается в контекст сообщения об облике епископа и дворского, более соответствует по смыслу предыдущей фразе о «слезных очах». Однако едва ли этого достаточно, чтобы отказываться в нашем случае от основного значения выражения «ослабленый», встречающегося в древнерусских текстах с XI в.: ‘слабый; лишенный силы, твердости’, употребляемого как в прямом, так и в переносном смысле30 , и приписывать данному термину новое, несвойственное ему значение.
Ослабленные лица и пересохшие от жажды уста защитников Галича, подчинившихся Даниилу не по доброй воле, а «ноужею», исчерпав все средства и убедившись, «яко не можета оудержати града», как нельзя лучше подходят образу обессилевших в неравном бою, страдающих от голода и жажды воинов, до конца пытавшихся противостоять врагу. Точно так же измором смирял непокорных галичан волынский князь и прежде, во время всех предшествующих попыток завладеть Галичем. В конце 1233 г. Даниил с войсками обступил днестровскую столицу, «и беаше корма оу нихъ много, королевичь же, и Дьянишь (венгерский воевода. – А. М.), и Соудиславъ изнемогахоу гладомь в граде»31 . Измором брал Галич Романович и весной 1230 г., доведя его защитников до «изнеможения»: «И обьседе в силе тяжьсце, онем же, изнемогошимъ, передаша градъ»32 .
Положение галичан усугублялось отсутствием князя, уведшего к тому же из города значительные воинские силы. Галичане держались, пока была жива надежда, что Ростислав с боярами успеют прийти им на выручку, как в свое время успел вернуться в Галич из Понизья воевода Судислав33 . Нo слишком молодой и неопытный князь, которому едва исполнилось 15 лет34 , не справился со своей задачей: уйдя в далекую Литву, он поздно узнал о случившемся, когда Галич был уже в руках Даниила, и не нашел ничего другого, как бежать в Венгрию35 . Отсутствие в городе князя в минуту тяжкого испытания, несомненно, деморализующе действовало на его защитников, и они, как отмечает летопись, сложили оружие еще и потому, «яко не имеюща власти княженья своего».
Но и без князя, и без бояр галичане отбивались от незваных гостей сколько могли. Таким было решение вечевой общины, возглавляемой тогда епископом и дворским. Последние, разумеется, действовали не сами по себе, а именно как предводители общины, вокруг которых тесными рядами сплачивались галичане, готовые следовать за ними. Так, спустя несколько лет вновь вынужденный воевать с галичанами, Даниил опять столкнулся с князем Ростиславом и епископом Артемием. Нe выдержав осады, Ростислав «выбеже из Галича до Щекотова, и с нимь бежа Артемеи, епископъ Галичькыи, и инии Галичани»36 . Роль епископа как лидера общины, возглавляющего противоборство с неугодным князем, подтверждается примером перемышльского епископа Антония, с которым жестоко расправился Даниил37 . Что касается дворского Григория, в котором исследователи усматривают известного галицкого боярина Григория Васильевича38 , то он неоднократно выступает в летописи как один из лидеров галицкой общины, впоследствие ставший правителем «горной страны Перемышльской»39 .
В результате проведенного анализа мы приходим к следующим выводам. Прежде всего, представляется необоснованным широко распространенное мнение, будто князь Даниил Романович в своей борьбе за галицкий стол пользовался неизменной поддержкой и симпатиями галичан, простых граждан, и только происки своенравного боярства не давали ему прочно обосноваться на «отнем» столе. Мы видели, что в достижении намеченной цели волынскому князю всякий раз нужно было использовать значительную военную силу, искать благоприятной минуты, когда Галич был ослаблен отсутствием большей части своего войска, занятого борьбой с врагами. Претенденту с Волыни приходилось держать город в изнурительной осаде, ломая сопротивление его защитников измором, используя для этого также силы мятежных галицких «пригородов». Нельзя доверять преувеличенным оценкам успехов Романовича придворного летописца, рассказ которого весьма противоречив, сплошь состоит из недомолвок и не выдерживает проверки данными других источников.
Отношения Даниила с галичанами оставались напряженными и в периоды его правления в Галиче, делая положение князя чрезвычайно неустойчивым. Община, возглавляемая своими лидерами боярами, всегда предпочитала ему других претендентов, будь то венгерский королевич или черниговские князья. Причина такого неприятия, думается, коренится в вековых противоречиях и вражде, разделявших общины соседних Вoлынской и Галицкой земель, в стремлении владимиро-волынских князей вернуть под свою власть червоннорусские города, некогда отделившиеся от Волыни и решительном противодействии этому жителей последних, которые в противовес Романовичам искали опоры в правителях других земель и государств.
1 См.: Грушевський М. С. Історія України - Руси. Київ, 1993. Т. III; Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950; Софроненко К. А. Общественно-политический строй Галицко-Волынской Руси XI – XIII вв. М., 1955; Крип’якевич І. П. Галицько-Волинське князівство. Київ, 1984; Котляр Н. Ф. 1) Данило Галицький. Київ, 1979; 2) Формирование территории и возникновение городов Галицко-Волынской Руси ІX –XІІІ вв. Киев, 1985. С. 125-129 и др.
2 См.: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 103-156; Фроянов И. Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СП6., 1995. C. 531-575; Пашин С. С. 1) Боярство и зависимое население Галицкой (Червоной) Руси в XI – XV вв.: Автореф. канд. дис. Л., 1986; 2) Червонорусские акты ХIV – XV вв. и грамоты князя Льва Даниловича. Тюмень, 1996; Беликова Т. В. Княжеская власть и боярство Юго-Западной Руси в XI – начале XIII вв.: Автореф. канд. дис. Л., 1990; Майоров А. В. Бояре и община .Юго-Западной Руси в XI – начале ХIII вв.: Автореф. канд. дис. СПб., 1998.
3 ПСРЛ. М., 1998. Т. ІІ. Стб. 777.
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же. Стб. 758.
7 Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 261.
8 См.: Майоров А. В. Борьба Даниила Романовича за галицкий стол с венграми в конце 20 – начале 30-х годов ХІІІ в. Ч. 1. Галицкая община и князь Даниил // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. 1999. Вып. 3. С. 3-5.
9 ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 758.
10 Там же. Стб. 777.
11 Там же.
12 Там же. Стб. 759.
13 Там же. Стб. 771.
14 Там же. Стб. 777.
15 Грушевський М. С. Історія України – Руси. Київ, 1992. Т. ІІ. С. 477.
16 Котляр Н. Ф. 1) Формирование территории… С. 155; 2) Галицко-Волынская летопись (источники, структура, жанровые и идейные особенности) // Древнейшие государства Восточной Европы. 1995 год. М., 1997. С. 109.
17 ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 777.
18 Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях. Первый отдел // Костомаров Н. И. Русь крещеная. Господство Дома Св. Владимира. М.; Смоленск, 1996. С. 119.
19 Грушевський М. С. Історія України – Руси. Т. ІІ. С. 475-477.
20 Пашуто В. Т. Очерки… С. 217; Крип’якевич І. П. Галицько-Волинське князівство. С. 95.
21 Котляр Н. Ф. Галицко-Волынская летопись… С. 109.
22 Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях… С. 119; Грушевський М. С. Історія України – Руси. Т. ІІ. С. 476..
23 Пашуто В. Т. Очерки… С. 217.
24 ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 497.
25 Там же. Стб. 777-778.
26 См.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 3 // Соловьев С. М. Сочинения: В 18-ти кн. М., 1988. Кн. ІІ. С. 131; Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях… С. 119; Грушевський М. С. Історія України – Руси. Т. ІІІ. С. 55; Літопис руський: За Іпатським списком переклав Л. Махновець. Київ, 1989. С. 393, прим. 13; Котляр Н. Ф. Галицко-Волынская летопись… С. 109.
27 Котляр Н. Ф. Галицко-Волынская летопись… С. 109.
28 Библиотека древнерусской литературы. СПб., 1997. Т. 5. С. 233. – См. также: Памятники литературы Древней Руси. ХІІІ в. М., 1981. С. 289.
29 Словарь русского языка ХI – ХVII вв. М., 1987. Вып. 13. С. 104.
30 Там же.
31 ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 771.
32 Там же. Стб. 759.
33 Там же. Стб. 758-759.
34 Ростислав Михайлович родился в 1223 г. – Літопис Руський. С. 506.
35 ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 778.
36 Там же. Стб. 793.
37 Пашуто В. Т. Очерки… С. 149.
38 Пашуто В. Т. Очерки… С. 217, 225-226, 227; Літопис Руський. С. 393, 481.
39 ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 789.
